Название: Да, это оно (ориджинал)
Автор: Ирина Солдатова/Ирвин
Бета-ридеры: Ксения Беглякова, Русена
Жанр: романс
Рейтинг: R
Дисклеймер: правами размещения обладают только Ирина Солдатова/Ирвин и Продавец Кошмаров, остальным просьба обращаться на почту 4aika_irez@mail.ru
Предупреждение: ничего предосудительного
Примечание: заказ Продавца Кошмаров. Пробный жанр, пробный стиль.
Описание: история раздумий и воспоминаний героя. Иногда размышления приводят к неожиданным выводам.
Да, это оно.
Облупленная краска на древних деревянных окнах провинциального ДК как нельзя лучше передает истинное мое место в жизни. Шесть лет назад, когда я собрал свою первую группу, мы репетировали именно здесь, в зале со скрипучим крашеным полом и стенами, обитыми полинявшими «гобеленами». Тогда мы были никому не нужны, и никто не был нужен нам, жизнь казалась абсолютным дерьмом, и это радовало, ведь об этом можно было петь. К слову, именно эта и подобные этой идеи нашли широкий отклик в сердцах и умах (если таковые имелись) сверстников. Песни оказались актуальны, потом модны, потом не оригинальны и, наконец, тошнотворны. Это был первый период. Первый состав. Первое счастье. Первая беда.
Наташка. Первая девушка и первый секс. Леха ушел из группы. Дед тихо умер в своем шатком домишке в Запрудах. Леха стал отцом и мужем (именно в такой последовательности) не меняя удивленного выражения лица. Яростно гуляли у него на свадьбе, Леха напился в хлам, долго плакал, заляпав «женильный» пиджак. Таким я видел его дважды: на свадьбе и зимним вечером в каморке ДК на втором этаже, где глотая водку и слезы, он каялся, первый раз избив свою новоиспеченную женушку. Митька был не от него, и это знал весь городишко, исключая наивного Лешку. За пару лет пацан превратился в жилистого высокого мужика, с тяжелыми руками, отвисшей (видимо от непростой жизни) челюстью и затравленным взглядом. Мы все были еще детьми, школьниками и пэтэушниками, и скоро он перестал понимать нас. Матери то хаяли его, то ставили в пример в зависимости от ситуации, а мы, костяк группы «Крылья», тогда, грешным делом, очумев от поворотов жизни, собрали ритуальные поминки по «почившему в бозе» Лехе Кирпичу, убитому жизненным бытом.
В апреле, когда «приличные» готовились к тестам и ходили в тумане алгебры и дыму русского языка, я играл на танцах по деревням района. «Туры» - так мы называли это. Сейчас стыдно и смешно вспоминать, но жизнь – есть жизнь, даже если это просто существование. «Москва, браток, одна, а нас много», - говаривал дед. Нам нравилось. Деньги, халявная выпивка, слава (какая есть)… Вот и сел Макс за руль красного скутера и поехал домой после концерта с радостью в сердце и хмелем в голове. Когда мы добрались до него, меня вывернуло на асфальт как сопливую девчонку. Твою ж ….. У него только и хватило сил набирать номер Серого раз за разом, а мы, идиоты, еще крыли его трехэтажным всю дорогу до поворота на Северный. Четыре месяца все наши деньги и все наше время уходило на поддержание его и его семьи. Тетя Зина потом долго благодарила нас, а мы, хорошие мальчики, дружно молчали о том, как сами усаживали его на скутер и советовали ехать «с ветерком». Впрочем, из-за этого случая три придурка вышли из школы во взрослую жизнь в золоте, словно китайские императоры. Моя медалька сияла наглостью на всю округу, а Серый смотрел на свой аттестат как на танцующую игуану.
Потом прошел год. Еще год. И еще год. «Крылья» умерли и были отпеты, как прежде Леха. Универ был досадной помехой, но и его посещение приносило плоды – появилась новая группа, новая репетиционная, новая цель. Заступники с кафедры оберегали горе-студентов от отчисления, а мы играли всласть новым составом новую музыку. Пьянок и их последствий стало больше, в качестве бонусов – аритмия бас-гитариста и язва вокалиста, но что взамен! Большой город, рок-фесты, клубы, конкурсы, фанаты… Блеск!
А потом пришло оно. Отупение, вязкий туман. Будто глаза выворачивались внутрь и смотрели в одно и то же пустое место. Нет смысла. У нас нет будущего, мы не пробьемся, это факт. Оказалось, что надо где-то жить, что – то есть, работать. Депрессия сказалась на творчестве. Некоторое время необходимо было наполнять тело алкоголем под завязку, курить до одури, принимать порошки всех сортов и составов. Спасибо Серому. Спасибо другану, не бросившему загулявшего лидера. Спасибо, Серый. В лицо я это сказать постесняюсь, но я поставил за тебя свечку .
Теперь чуть легче. Чуть проще, свободнее. Совсем чуть-чуть. Но это слишком близко к сегодняшнему дню, слишком близко, чтобы вспоминать.
А теперь о том, кто войдет в эту дверь. Он уже на лестнице, он сейчас занесет руку и толкнет массивную створку. Я слышу его издали всегда, потому, что его шаги слишком легки.
Виталий – персонаж иного мира. Как бы это описать? Ну, он – тот самый чувак с крыльями, который сидит на корточках у сточной канавы, где копошимся мы, и с интересом разглядывает содержимое. В моей сумке – плеер, зажигалки, струны, пивная открывалка, сработанная Лехой из гильзы, КПК и всякий хлам, в его – карандаши, резак, кохиноровский ластик, блокноты и черт знает что еще. Вот такая странность. «Они сошлись. Вода и камень, стихи и проза, лед и пламень…»
Да все, что я умею изобразить на листе бумаги – шедевр под названием «Кошка. Вид сзади», а Витек – выпускник полиграфического. «Правильный». С работой, курсами и последней версией фотошопа. Как бы не штормило, наши корабли неизбежно натыкаются друг на друга. Мы бросаем якорь в пивных, на его выставках, в ДК родного захолустья, словом, где придется, иногда часто, иногда раз в год, но это происходит. Бросаем якорь, но не бросаемся на шею; разговариваем откровенно, но не произносим лишних слов. Вот к чему приводят ошибки юности.
Ошибки? Я вас умоляю. Моя невинность застирана и заштопана как платок старой торговки. Просто стыд. Стыд единственного искреннего жеста и чистого удовольствия. Единственного поцелуя не по пьяни и не из-за похоти. Виталий – моя тайная частица, альтер эго, естественное, нормальное альтер эго, которое должно было править разумом, но в результате бессмысленного и беспощадного бунта и последующей революции было сослано из лобной доли в мозжечок. Я должен был быть «правильным», ходить в белой рубашке и любить домашний суп. Это я должен был читать и слушать, учится и слушаться. Просто выбрал другой путь. Мы творили, каждый делал это как умел, рыли свои норы как кроты, пока не встретились на середине, а потом – разошлись по сторонам не оглядываясь.
Банальное любопытство. Как это? Какой он на вкус? На запах? Что он сделает потом? Что испытаю я сам? Вкус как вкус. Сладковатый, как у девчонки, таким его сделали для меня гормоны, потому что одна мысль об этом чуть не порвала мне джинсы. На запах – картошка с курицей. Стукнулись зубами, неумело поерзали, приноровились, потом я под дурью все тех же гормонов просунул язык и – крышу сорвало. Очнулся от неловкого момента: оба не знали, что делать дальше, сидели, глядя в пол. Потом я резко ретировался, забыв сумку и диски. Вот и вся история, которую засунули подальше в воспоминания, между простынями юношеских снов и тайными просмотрами порно.
А теперь он заходит в зал.
*****************
- Да пребудет с тобой Сила, джедай Гитары!
- И тебе не хворать, карандашный сенсей! Как дела твои скорбные?
- Все получше твоих.
- Это верно.
Молчание. Сейчас мы встанем рядом и будем разговаривать, глядя в окно, пока не стемнеет и потом долго еще - в темноте, пока не придет странная мысль о том, что ноги нестерпимо болят и пора домой.
- Слышал, ты с Викой расстался.
- Да. Не первая не последняя.
- Не первая, это точно. При ней тоже гулял?
- Ну, были… фанатки… дуры и …. . И парни были.
Даже бровью не повел!
- Ждешь, что меня это шокирует? Нет. Только не меня. Я еще тогда понял. Рано или поздно это должно было случиться.
Черт!! А меня в пот бросило от такой откровенности. Это же наша маленькая тайна, идиот!
- Зря ты так с Викой. Она хорошая.
Хорошая??? Эта тощая эльфийка мне всю душу вымотала!
- На ее месте я бы тебя давно укокошил.
Так-так.
- А ты хотел бы быть на ее месте?
Не смотри! Не смотри на меня так! Я сам себя ненавижу сейчас.
- Мне пора. Завтра пересечемся перед отъездом. Пока!
- Давай! До завтра.
Все, Виталик. Все.
Видит тот, кто наверху, я не хотел этого. Но теперь неизбежно. Как такая мелочь может иметь такое действие? Разве это было важным вчера? Это было нужным шесть лет назад? Рана раскрылась, гной вытек и теперь она чиста. Не зажила и не заживет, но теперь можно стерпеть, теперь я не умираю, не падаю с обрыва вниз, проскальзывая меж пальцев друзей и родственников. Ты не обнадежил, не пообещал, не дал шанс на спасение, но теперь я живу. Живу и двигаюсь к цели. Все равно как. Все равно какие последствия, я готов платить любую цену. Ты мой.
А я умею добиваться своего.
Часть 2.
Этот сон я знаю. Он знаком мне с детства, старый сюжет, каждый раз рассказанный по-новому. Почему я никогда не читал Фрейда? Ведь это должно что-то значить. В этом сне я ищу свой дом. Иногда поиск начинается в чужом городе, из которого я пытаюсь уехать на всех мыслимых и не мыслимых видах транспорта. Иногда я просто нахожусь где-то в промзоне, в поле или на дороге и долго бегу, иду, лечу к дому…
Опять этот сон. Я иду мимо кладбища и завода, магазинов, частного сектора, я твердо знаю, что увижу за следующим поворотом, ведь это – мой город. Я придумал его, я бродил по его улицам, как только научился ходить. Он изменчив, но неизменен. Существует под тем же именем, что и реальный, но все улицы и дома иные и расположены иначе. Этот город… я?
Вот опять. Все начиналось так хорошо – солнце светило ярко, блики на зелени заставляли жмуриться. Окружение было ярким, прекрасным, источающим счастье, как бы банально это не звучало. Я просто шел, и тревог не было. А потом появился Виталий. Нарисовался перед лицом и сказал: «Жизнь – лучший сон». Ей-богу, так и сказал! И все пошло под откос. Он исчез, сон резко сменил сюжет. Краски померкли, и я почувствовал беспокойство, затем страх, панику. Я бежал по незнакомым улицам, ноги вязли, скользили по грязи, я торопился и все медленнее двигался, пока не почувствовал, что безнадежно рвусь вперед одним лишь нутром, а то, что было телом, не шевелилось вообще. Остановится. Выдохнуть. Взять себя в руки. Снова сделать шаг, как в первый раз, когда мама держала за руки. Еще шаг, еще, вот уже я снова иду, двигаюсь к цели. Только не сбиться, не думать, не забыть как это – двигаться. Это подобно плаванью – нужно научиться, напрячься физически, вспомнить этот навык. Мне нужно домой. Срочно. Темнеет, холодает, мне нужно быть дома.
Вот мой район. Дома стоят как-то иначе. И мой, полуразрушенный, на ремонте, в лесах, там живут чужие люди. Но я все равно подбегаю, врываюсь внутрь, пробираюсь по перекрытиям, доскам, настилам, цепляюсь за торчащую из стен арматуру. Вот она – моя квартира! Чужие люди? Мне нужно домой, слышите? Домой! Где мама? Где все? Еще квартира, еще и еще. Я двигаюсь по бесконечной анфиладе…лабиринту? Чьи-то дети, старухи, сохнущее белье, спальни, сменяющие гостиные, прихожие, ведущие в кухни и снова в спальни, словно вывернутая наизнанку коммуналка. Я никогда не жил в коммуналках. Но все равно, мне нужно домой, мне все равно, где теперь мой дом. Просто попасть туда, я почувствую, что это – дом. Тысяча идей, тысяча героев вокруг меня, пока я брожу, открываю все двери, спрашиваю, не слышу ответа. Перебранки, песни, смех, все мимо. Где мой дом? Я не знаю, как еще спросить.
Дома нет. Я не найду его, потому что его здесь нет. Стандартная концовка номер два: я падаю в лестничный пролет бесконечно долго и просыпаюсь от боли в области сердца.
- Витя, не спишь?
-У? Нет.
-Витек, мне того.. . нехорошо что-то… Подвинься, я пройду.
Да, действительно плохо… Нет, черт побери, совсем хреново.. . Витька! Только не паникуй, я справлюсь, не впервой…
Как все глупо. Проснутся с человеком, о котором мечтал и первым делом бежать в туалет из-за скачка давления, расставаться с вчерашним ужином. А теперь стоять, опираясь дрожащей рукой о край раковины, и умывать бледную перекошенную морду.
Мда… это вам не сладкий слеш. Где я должен быть? Под боком у любимого, нежится в утреннем сне, уткнувшись в его волосы, и гладить податливое тело.
Что имеем в реальности? Одного мужика, громко извергающего ужин в уборной, и другого мужика, тихо сопящего на полу у кровати.
А как все славно начиналось! Начиналось, собственно, с громких клятв и открытий в отдельно взятом сознании. Что-то про неутолимую страсть и «положу все на алтарь победы». На деле оказалось не все так просто. То есть все еще проще. Не было никаких драконов, ведьм и проклятий, как следствие, не было мечей, побед и геройского вида, была незапланированная поездка, случайная встреча, бутылка коньяка и его квартира.
Вот здесь, по законам жанра, мы должны были напиться вусмерть, страстно повалять друг друга, отключится, а на утро со стыдом вспоминать эти приключения. Честно сыграть классический сюжет. Может быть, с кем-то это прокатило бы, но только не с Виталиком. Витя не пьянеет. То есть никогда и ни при каких условиях. И даже если вы считаете, что Витя пьян – на самом деле это вы хватили лишку, потому что Витя трезв и чист, как стекло. 7 июня - в кухонном окне у пенсионерки старой закалки. Не было «ха-ха», «хи-хи» и робких попыток прикоснутся. Просто Виталий поднял стакан и спросил:
- Мне кажется, или ты меня хочешь? – указав оттопыренным мизинцем на мою ширинку.
От такой заявки я на секунду выпал в астрал, забыв о цели своего визита. Романтика? Художник имеет право не быть романтиком. Еще он имеет право подойти и взять инициативу в свои руки, не интересуясь чужим мнением, у него могут быть сильные руки и грубые привычки, даже если он – пассив.
-Витя, не забывай, пожалуйста, что я не модель и не долбанный восковой фрукт,- такие желанные движения пришлось остановить, чтобы раз и навсегда установить свои правила. Вот тогда он просто тихо прижался ко мне.
- Не хочешь – не начинай. Я не знаю, нужно ли это вообще. И мне и тебе.
Оказалось – нужно обоим. Пришлось просить его отвернутся, взгляд зеленых глаз был слишком честным, ну не смог бы я кончить, когда он почти произносил… Я так не смогу, Витя. Не смогу признаться в том, во что не верю, не смогу сделать тебе приятно, да и встал у меня только от запаха твоих волос, знакомого голоса, от того, что ты – мой Виталий. Страсть к твоему существу, закрыв глаза на тело, жажда заполучить Витю, того, которого ты не отдашь. Поэтому и сжимал так, поэтому оставил множество следов на теле, поэтому темнело в глазах во время разрядки, и ярость пришла вместо экстаза.
-Сейчас задам дурацкий вопрос,- хриплый голос Вити в темноте,- тебе хоть понравилось?
- Да. Хорошо все. Нормально… то есть с тобой – это уже супер. Только цель была другая.
- Надо же. И какова цель? – он обиделся, я слышу.
- Обнять тебя утром, когда ты еще не надел маску. Посмотреть на тебя настоящего. Ты бы спал, а я бы подошел максимально близко, заглянул в твои мысли. Вполне самодостаточная цель. Не оригинальная, в общем.
- Хорошее желание, - он усмехнулся в темноте и обнял меня под одеялом,- правильное.
Так мы и уснули, видимо, невинным сном без «продолжений», или я уже чего-то не помню, хотя оставался трезв почти как Виталик.
А сейчас я тихонечко замерзаю в ванной, мысленно пересчитывая внутренние органы, проверяя их наличие и подавая сигналы предателю-желудку. Вроде бы все на месте, ничто не стремится покинуть организм, хватит уже затягивать эту глупую ситуацию, пора возвращаться.
-Ну, ты как? Может, скорую вызвать?
-Да не суетись, все прошло уже. Вить, ты чего на полу спишь?
- С тобой поспишь! Брыкается как блохастый кобель, задергал меня,- ворчание становится глуше, он натянул одеяло на голову и зарылся в подушку.
Темнота вновь обретает тишину. Из-под вороха постельного белья на полу сочится живое тепло, скользит струями по полу, по кровати, пробирается под мое одеяло и греет мне ноги и душу. Витька, нежный и растрепанный спросонок, лежит там, и я не вижу его, могу только предполагать, какой он сейчас, но он есть, значит есть остров в море, есть дно у лестничного пролета, и я не буду вечно падать и просыпаться с болью. Сейчас я встану и лягу к нему, прижмусь к пушистому бедру и обниму за плечи, даже если неудобно будет засыпать вдвоем. Сейчас, Витя, сейчас…
Вот мой дом. В моем районе моего города, а в окне моей квартиры знакомый силуэт. Надо только поспешить, подняться на нужный этаж, найти нужную дверь. Я должен что-то сказать этому человеку, не помню что, но очень важное.