У тетушки моей в Кракове была удивительная кухня. Тетя Роза держала ее в идеальном порядке: все многочисленные баночки, коробочки и кастрюльки ее были расставлены по местам с точностью и гармонией Матери – Природы.
«Юленька,- говорила она моей маме, - если я что-то перепутаю, это будет началом конца» И тихо посмеивалась в кулачек.

В детстве, будучи карапузом в чулках на резинках и твидовых шортах, доставшихся мне по наследству от отца ( я в этом не виноват), я считал, что именно этот смех так настораживал членов моей семьи, именно он отличал тетушку Розу от сестер - моей матери и тети Яны, до известной степени взбалмошных молодых пани, чьи грехи,впрочем, не выходили за пределы сплетен и модных платьев.
До сплетен и платьев мне не было дела, а смех тетушки открывал двери в чудесную страну – мир склянок, расставленных по полкам ее кухни, наполненной запахами и звуками. «Вот так, Маэстро, вот так»,- приговаривала она, одной рукой помешивая в кастрюльке, другой поглаживая кота. О, какие божественные блюда готовила она!Кто теперь может повторить это? Ее кулинарные изыски, несомненно, носили какие-то имена, но в моем сознании они не запечатлевались, блины с черносливом никогда не были «блинами с черносливом», но розоватым облаком с вытекающей темной начинкой, в клубах пряного ванильного аромата…
Однако и этот талант повара не был главным. А что в ней было особенное? Спросите соседок и они рассказали бы вам о тетушке множество интересных вещей. Кто лучше нее мог разыскать потерянную вещь? Кто мог погадать не на удачу, но наверняка, рассказав чистую правду, ясную, как кристалл горного хрусталя, такую, за которой не часто приходили и еще реже возвращались? А лечение кошек и собак? Да что кошки, она бы могла вылечить кого угодно, всякий раз приговаривая: « Ну я же не врач, Нелечка, я не имею права…» и всякий раз оказывалась права. Но более всего она преуспела в умении, как сама называла, «наставления на путь истинный». Во времена моего детства церкви были не в чести по известным причинам, но и тогда людям требовался совет, участие, сочувствие. Тетушка расточала свою «благодать» совершенно бескорыстно и являлась штатным психологом для всего дома.
О,вы, наверное, подумали: «Какая славная старушка, будто намазанная медом, и так мило себя держит, но в чем собственно подвох? Ведь не ради этого Вы засели марать бумагу?» Правда ваша, искушенные читатели, тетя Роза, обладала своими секретами, но разве у вас их нет?

У тетушки моей в Кракове была удивительная кухня. Все здесь содержалось в совершенном порядке: все многочисленные баночки,коробочки и кастрюльки ее были расставлены по местам с точностью и гармонией Матери – Природы. По вечерам после шумных игр и показательных баталий во дворе,с саднящим от криков горлом и горящими от только что пережитых волнений щеками,я устраивался на табурете в уголке и наблюдал таинство создания в руках тети Розы. «Никогда не смешивай розовое и зеленое! Оно дает какой-то побочный эффект, я сама еще толком не разобрала, но Маэстро долго чихал над ним, а Нелечка жаловалась на головную боль. И Боже упаси тебя подливать кому-нибудь это, я никогда не делала такого, и в мыслях не держала, если хочешь знать! А соблазны были. Это что-то вроде профессиональной этики, нельзя применять средство внутрь, тем более внутрь кого-то.. хи-хи..я шучу, дорогой, но уж если мазь предназначена для намазывания, то зачем пытаться ее съесть, даже если кажется, что так быстрее поможет. Вот еще - прозрачное с искрой – ты видишь, я добавляю его во все. Я называю его Воодушевление. Оно помогает настроить существо на нужный лад, отвлечь от дел и позвать в мир собственных его эмоций, ну, как если бы я окликнула его по имени, - добавляла она, заметив пелену задумчивости в моих глазах. Пелена эта, впрочем, происходила не от страшных слов «существо», «эмоции», но от неотвратимо наступающего на пятки моего сознания сна. И плавное журчание голоса тетушки тонуло в моих пуховых подушках,смешивалось с яркими, путанными сюжетами снов, распадалось на отдельные слова,теряло смысл…угасало.
Я и сейчас помню эти обрывки. «Не нужнопы таться вывести из этого какие-то законы, нельзя подогнать все ситуации под шаблон, каждый раз я творю новое.В этом весь смысл. От рук и слов сила, от мыслей обретается телом идея. Ну как тыиграешь в войну. Ведь твой пистолет не настоящий, но вы договорились, что он настоящий, вы верите в это, вы знаете его настоящим. А если я подарю тебе на день рождения новый, и ты станешь уточнять железный ли он, то я пойму, ты не веришь, ты хочешь красивую новую игрушку. Так убеди их, что то, что им нужно существует, и оно обретется, ведь задуманное однажды уже существует».

Еще,как-то раз, выходя из дома за покупками: «Вот это – красное - в левый карман, а синее – в правый, - пряча заткнутые пробками маленькие пробирки в карманы широкого кашемирового пальто, - это убережет их от соблазна обвесить меня, идаст хорошее настроение, что очень важно, когда пытаешься всучить кому-нибудь подсохший сыр.. хи-хи.»
И еще: «Не думай, дорогой, я никогда не испытывала средства на тебе или наком-нибудь из наших, я прекрасно знаю, это бесполезно. Творить надо с чистой совестью, а семейные дела я в состоянии решить сама, без помощи средств. Так…Малиновое в желтое, этого чуть-чуть… серебра пол-ложки, не более…»
И еще: «Фиолетового не может быть больше стакана при любом количестве средства. А это – просто масло. Уж не знаю для чего, но оно должно быть здесь, или я ничего не смыслю в этом деле»
И многое, многое… Сейчас ее слова стираются из памяти, проваливаются в туман жизни, как некогда в туман снов, давно потерявшие смысл, а теперь теряющие запах и вкус детства.
В одно солнечное утро мама отвела меня заспанного и взъерошенного к окну и сказала, что тети больше нет с нами. Мой ветреный детский разум не мог осознать это. Я ясно представлял себе что значит «уйти из жизни» но соотнести это стетушкой Розой не мог. Когда на кухне послышался знакомый скрип половиц, я срадостью рванулся туда, уже забыв мамины слова. Но грохот бьющегося стекла опередил меня, на полу валялись осколки бутылочек и пробирок вместе с коробками без крышек, под ногами растекались разноцветнее лужи, смешиваясь и разделяясьвновь, присыпанные специями и солью. На полке у плиты стоял Маэстро. Он назидательно произнес: «Мау!», спрыгнул на пол и стрелой вылетел вон. Мама разразилась бранью по поводу своевольства кота и несправедливости вообще. Пока она суетилась в поисках веника и тряпки, меня не покидало щемящее сердце чувство,что если бы не кот, она сделала бы это сама, днем позже и гораздо тише. От этих мыслей меня отвлек странный звук, я повернулся, мама сидела на полу на коленях,прямо в буроватой с синевой лужице и плакала горько, и солнечные зайчики бросались на ее передник.