среда, 26 января 2011
пятница, 24 декабря 2010
Невыездной, невыходной, раб пера и планшета.| Вам прям комиксы надо рисовать)
понедельник, 20 декабря 2010
Невыездной, невыходной, раб пера и планшета.| Вам прям комиксы надо рисовать)
![](http://static.diary.ru/userdir/1/8/2/8/1828621/63673344.jpg)
Хитрый лис Коноске, яойный бог, зовет вас в Пристанище, где о вас позаботятся)
я ее обожаю))
понедельник, 06 декабря 2010
вторник, 30 ноября 2010
Невыездной, невыходной, раб пера и планшета.| Вам прям комиксы надо рисовать)
понедельник, 29 ноября 2010
четверг, 25 ноября 2010
Невыездной, невыходной, раб пера и планшета.| Вам прям комиксы надо рисовать)
четверг, 28 октября 2010
Невыездной, невыходной, раб пера и планшета.| Вам прям комиксы надо рисовать)
![](http://static.diary.ru/userdir/1/8/2/8/1828621/61764975.jpg)
вторник, 19 октября 2010
Невыездной, невыходной, раб пера и планшета.| Вам прям комиксы надо рисовать)
Белла, скажи, что этого не было. Этого просто не могло быть между нами. Я сейчас сгораю от стыда, понимая, что мы натворили. Как теперь жить? Как вставать каждый день и варить кофе, как смотреть в распахнутое окно на Бобур, когда и небо, и мокрый асфальт, и зеленые трубы, вечно зовущие меня выпить, уже не те, не так светятся и не так скрываются в тени? В языках пламени на плите изгибы его спины, в кубиках льда в стакане твое лицо… Или наоборот? Я смешал вас, виски и ликер, и теперь маюсь с похмелья.
Боже, как стыдно! Раздеваться перед вами обоими, когда вы уже видели меня голым изнутри и любили и пытали. Милая и жестокая, ты всегда далека от нас, я никогда не смогу причинить тебе боль, не смогу даже вызвать ревность. Назло тебе я ласкал его тело, брал яростно и страстно, показывая, от чего ты отказалась. Зачем только? Моя принцесса любовалась, твои бездонные синие глаза наслаждались зрелищем нашего падения. Потом ты спросила, почему я плакал. Потому что он просил меня остановиться, тихо, чтоб ты его не слышала, а потом позвал тебя, и ты подошла. Почему только его голос может призвать тебя из бездны? Я же унизил его, предал ради безумия твоих глаз, я звал тебя громче, всем существом, всей душой, но ты пошла на его неуверенное «Белла». Раскаяния не было, я только занял место подле него, чтобы не отдавать тебя, в тот момент я словно чувствовал часть тебя, получая твою долю ласк, а Тадек нежен, очень нежен…
Скажи, что это было. Наконец-то, шелк твоих волос, бархат кожи; ты можешь одним поцелуем влить в меня яд, от которого не осталось места глупой ревности. Мы все – одно.
Я в тебе и он во мне. Просто, ясно. Я – трус, книжный червь - все искал, что нас объединяет, а истина оказалась проста. Она заключалась в кирпичных стенах, на кровати со взбитыми, как сливки простынями, между тремя взмыленными телами. Тогда мы умерли и родились вновь, чистые как дети, смеющиеся над своими страхами. Помню, мы действительно смеялись после. Я больше никогда не буду смеяться, только вместе с вами…
Белла, вчера утром я загадал, что, если что–нибудь случится в ближайшие полчаса, я бросаю к черту Париж и еду к вам. Ничего не случилось. Как дурак, я ждал час, еще два, еще шесть на работе. Я забыл об этом глупом гадании, а вечером порыв ветра вдребезги разбил фрамугу на кухне.
P.S. Ждите меня в четверг днем, раньше я никак не успею.
Боже, как стыдно! Раздеваться перед вами обоими, когда вы уже видели меня голым изнутри и любили и пытали. Милая и жестокая, ты всегда далека от нас, я никогда не смогу причинить тебе боль, не смогу даже вызвать ревность. Назло тебе я ласкал его тело, брал яростно и страстно, показывая, от чего ты отказалась. Зачем только? Моя принцесса любовалась, твои бездонные синие глаза наслаждались зрелищем нашего падения. Потом ты спросила, почему я плакал. Потому что он просил меня остановиться, тихо, чтоб ты его не слышала, а потом позвал тебя, и ты подошла. Почему только его голос может призвать тебя из бездны? Я же унизил его, предал ради безумия твоих глаз, я звал тебя громче, всем существом, всей душой, но ты пошла на его неуверенное «Белла». Раскаяния не было, я только занял место подле него, чтобы не отдавать тебя, в тот момент я словно чувствовал часть тебя, получая твою долю ласк, а Тадек нежен, очень нежен…
Скажи, что это было. Наконец-то, шелк твоих волос, бархат кожи; ты можешь одним поцелуем влить в меня яд, от которого не осталось места глупой ревности. Мы все – одно.
Я в тебе и он во мне. Просто, ясно. Я – трус, книжный червь - все искал, что нас объединяет, а истина оказалась проста. Она заключалась в кирпичных стенах, на кровати со взбитыми, как сливки простынями, между тремя взмыленными телами. Тогда мы умерли и родились вновь, чистые как дети, смеющиеся над своими страхами. Помню, мы действительно смеялись после. Я больше никогда не буду смеяться, только вместе с вами…
Белла, вчера утром я загадал, что, если что–нибудь случится в ближайшие полчаса, я бросаю к черту Париж и еду к вам. Ничего не случилось. Как дурак, я ждал час, еще два, еще шесть на работе. Я забыл об этом глупом гадании, а вечером порыв ветра вдребезги разбил фрамугу на кухне.
P.S. Ждите меня в четверг днем, раньше я никак не успею.
четверг, 14 октября 2010
четверг, 02 сентября 2010
Невыездной, невыходной, раб пера и планшета.| Вам прям комиксы надо рисовать)
Название: Да, это оно (ориджинал)
Автор: Ирина Солдатова/Ирвин
Бета-ридеры: Ксения Беглякова, Русена
Жанр: романс
Рейтинг: R
Дисклеймер: правами размещения обладают только Ирина Солдатова/Ирвин и Продавец Кошмаров, остальным просьба обращаться на почту [email protected]
Предупреждение: ничего предосудительного
Примечание: заказ Продавца Кошмаров. Пробный жанр, пробный стиль.
Описание: история раздумий и воспоминаний героя. Иногда размышления приводят к неожиданным выводам.
Да, это оно.
Облупленная краска на древних деревянных окнах провинциального ДК как нельзя лучше передает истинное мое место в жизни. Шесть лет назад, когда я собрал свою первую группу, мы репетировали именно здесь, в зале со скрипучим крашеным полом и стенами, обитыми полинявшими «гобеленами». Тогда мы были никому не нужны, и никто не был нужен нам, жизнь казалась абсолютным дерьмом, и это радовало, ведь об этом можно было петь. К слову, именно эта и подобные этой идеи нашли широкий отклик в сердцах и умах (если таковые имелись) сверстников. Песни оказались актуальны, потом модны, потом не оригинальны и, наконец, тошнотворны. Это был первый период. Первый состав. Первое счастье. Первая беда.
Наташка. Первая девушка и первый секс. Леха ушел из группы. Дед тихо умер в своем шатком домишке в Запрудах. Леха стал отцом и мужем (именно в такой последовательности) не меняя удивленного выражения лица. Яростно гуляли у него на свадьбе, Леха напился в хлам, долго плакал, заляпав «женильный» пиджак. Таким я видел его дважды: на свадьбе и зимним вечером в каморке ДК на втором этаже, где глотая водку и слезы, он каялся, первый раз избив свою новоиспеченную женушку. Митька был не от него, и это знал весь городишко, исключая наивного Лешку. За пару лет пацан превратился в жилистого высокого мужика, с тяжелыми руками, отвисшей (видимо от непростой жизни) челюстью и затравленным взглядом. Мы все были еще детьми, школьниками и пэтэушниками, и скоро он перестал понимать нас. Матери то хаяли его, то ставили в пример в зависимости от ситуации, а мы, костяк группы «Крылья», тогда, грешным делом, очумев от поворотов жизни, собрали ритуальные поминки по «почившему в бозе» Лехе Кирпичу, убитому жизненным бытом.
В апреле, когда «приличные» готовились к тестам и ходили в тумане алгебры и дыму русского языка, я играл на танцах по деревням района. «Туры» - так мы называли это. Сейчас стыдно и смешно вспоминать, но жизнь – есть жизнь, даже если это просто существование. «Москва, браток, одна, а нас много», - говаривал дед. Нам нравилось. Деньги, халявная выпивка, слава (какая есть)… Вот и сел Макс за руль красного скутера и поехал домой после концерта с радостью в сердце и хмелем в голове. Когда мы добрались до него, меня вывернуло на асфальт как сопливую девчонку. Твою ж ….. У него только и хватило сил набирать номер Серого раз за разом, а мы, идиоты, еще крыли его трехэтажным всю дорогу до поворота на Северный. Четыре месяца все наши деньги и все наше время уходило на поддержание его и его семьи. Тетя Зина потом долго благодарила нас, а мы, хорошие мальчики, дружно молчали о том, как сами усаживали его на скутер и советовали ехать «с ветерком». Впрочем, из-за этого случая три придурка вышли из школы во взрослую жизнь в золоте, словно китайские императоры. Моя медалька сияла наглостью на всю округу, а Серый смотрел на свой аттестат как на танцующую игуану.
Потом прошел год. Еще год. И еще год. «Крылья» умерли и были отпеты, как прежде Леха. Универ был досадной помехой, но и его посещение приносило плоды – появилась новая группа, новая репетиционная, новая цель. Заступники с кафедры оберегали горе-студентов от отчисления, а мы играли всласть новым составом новую музыку. Пьянок и их последствий стало больше, в качестве бонусов – аритмия бас-гитариста и язва вокалиста, но что взамен! Большой город, рок-фесты, клубы, конкурсы, фанаты… Блеск!
А потом пришло оно. Отупение, вязкий туман. Будто глаза выворачивались внутрь и смотрели в одно и то же пустое место. Нет смысла. У нас нет будущего, мы не пробьемся, это факт. Оказалось, что надо где-то жить, что – то есть, работать. Депрессия сказалась на творчестве. Некоторое время необходимо было наполнять тело алкоголем под завязку, курить до одури, принимать порошки всех сортов и составов. Спасибо Серому. Спасибо другану, не бросившему загулявшего лидера. Спасибо, Серый. В лицо я это сказать постесняюсь, но я поставил за тебя свечку .
Теперь чуть легче. Чуть проще, свободнее. Совсем чуть-чуть. Но это слишком близко к сегодняшнему дню, слишком близко, чтобы вспоминать.
А теперь о том, кто войдет в эту дверь. Он уже на лестнице, он сейчас занесет руку и толкнет массивную створку. Я слышу его издали всегда, потому, что его шаги слишком легки.
Виталий – персонаж иного мира. Как бы это описать? Ну, он – тот самый чувак с крыльями, который сидит на корточках у сточной канавы, где копошимся мы, и с интересом разглядывает содержимое. В моей сумке – плеер, зажигалки, струны, пивная открывалка, сработанная Лехой из гильзы, КПК и всякий хлам, в его – карандаши, резак, кохиноровский ластик, блокноты и черт знает что еще. Вот такая странность. «Они сошлись. Вода и камень, стихи и проза, лед и пламень…»
Да все, что я умею изобразить на листе бумаги – шедевр под названием «Кошка. Вид сзади», а Витек – выпускник полиграфического. «Правильный». С работой, курсами и последней версией фотошопа. Как бы не штормило, наши корабли неизбежно натыкаются друг на друга. Мы бросаем якорь в пивных, на его выставках, в ДК родного захолустья, словом, где придется, иногда часто, иногда раз в год, но это происходит. Бросаем якорь, но не бросаемся на шею; разговариваем откровенно, но не произносим лишних слов. Вот к чему приводят ошибки юности.
Ошибки? Я вас умоляю. Моя невинность застирана и заштопана как платок старой торговки. Просто стыд. Стыд единственного искреннего жеста и чистого удовольствия. Единственного поцелуя не по пьяни и не из-за похоти. Виталий – моя тайная частица, альтер эго, естественное, нормальное альтер эго, которое должно было править разумом, но в результате бессмысленного и беспощадного бунта и последующей революции было сослано из лобной доли в мозжечок. Я должен был быть «правильным», ходить в белой рубашке и любить домашний суп. Это я должен был читать и слушать, учится и слушаться. Просто выбрал другой путь. Мы творили, каждый делал это как умел, рыли свои норы как кроты, пока не встретились на середине, а потом – разошлись по сторонам не оглядываясь.
Банальное любопытство. Как это? Какой он на вкус? На запах? Что он сделает потом? Что испытаю я сам? Вкус как вкус. Сладковатый, как у девчонки, таким его сделали для меня гормоны, потому что одна мысль об этом чуть не порвала мне джинсы. На запах – картошка с курицей. Стукнулись зубами, неумело поерзали, приноровились, потом я под дурью все тех же гормонов просунул язык и – крышу сорвало. Очнулся от неловкого момента: оба не знали, что делать дальше, сидели, глядя в пол. Потом я резко ретировался, забыв сумку и диски. Вот и вся история, которую засунули подальше в воспоминания, между простынями юношеских снов и тайными просмотрами порно.
А теперь он заходит в зал.
*****************
- Да пребудет с тобой Сила, джедай Гитары!
- И тебе не хворать, карандашный сенсей! Как дела твои скорбные?
- Все получше твоих.
- Это верно.
Молчание. Сейчас мы встанем рядом и будем разговаривать, глядя в окно, пока не стемнеет и потом долго еще - в темноте, пока не придет странная мысль о том, что ноги нестерпимо болят и пора домой.
- Слышал, ты с Викой расстался.
- Да. Не первая не последняя.
- Не первая, это точно. При ней тоже гулял?
- Ну, были… фанатки… дуры и …. . И парни были.
Даже бровью не повел!
- Ждешь, что меня это шокирует? Нет. Только не меня. Я еще тогда понял. Рано или поздно это должно было случиться.
Черт!! А меня в пот бросило от такой откровенности. Это же наша маленькая тайна, идиот!
- Зря ты так с Викой. Она хорошая.
Хорошая??? Эта тощая эльфийка мне всю душу вымотала!
- На ее месте я бы тебя давно укокошил.
Так-так.
- А ты хотел бы быть на ее месте?
Не смотри! Не смотри на меня так! Я сам себя ненавижу сейчас.
- Мне пора. Завтра пересечемся перед отъездом. Пока!
- Давай! До завтра.
Все, Виталик. Все.
Видит тот, кто наверху, я не хотел этого. Но теперь неизбежно. Как такая мелочь может иметь такое действие? Разве это было важным вчера? Это было нужным шесть лет назад? Рана раскрылась, гной вытек и теперь она чиста. Не зажила и не заживет, но теперь можно стерпеть, теперь я не умираю, не падаю с обрыва вниз, проскальзывая меж пальцев друзей и родственников. Ты не обнадежил, не пообещал, не дал шанс на спасение, но теперь я живу. Живу и двигаюсь к цели. Все равно как. Все равно какие последствия, я готов платить любую цену. Ты мой.
А я умею добиваться своего.
Часть 2.
Этот сон я знаю. Он знаком мне с детства, старый сюжет, каждый раз рассказанный по-новому. Почему я никогда не читал Фрейда? Ведь это должно что-то значить. В этом сне я ищу свой дом. Иногда поиск начинается в чужом городе, из которого я пытаюсь уехать на всех мыслимых и не мыслимых видах транспорта. Иногда я просто нахожусь где-то в промзоне, в поле или на дороге и долго бегу, иду, лечу к дому…
Опять этот сон. Я иду мимо кладбища и завода, магазинов, частного сектора, я твердо знаю, что увижу за следующим поворотом, ведь это – мой город. Я придумал его, я бродил по его улицам, как только научился ходить. Он изменчив, но неизменен. Существует под тем же именем, что и реальный, но все улицы и дома иные и расположены иначе. Этот город… я?
Вот опять. Все начиналось так хорошо – солнце светило ярко, блики на зелени заставляли жмуриться. Окружение было ярким, прекрасным, источающим счастье, как бы банально это не звучало. Я просто шел, и тревог не было. А потом появился Виталий. Нарисовался перед лицом и сказал: «Жизнь – лучший сон». Ей-богу, так и сказал! И все пошло под откос. Он исчез, сон резко сменил сюжет. Краски померкли, и я почувствовал беспокойство, затем страх, панику. Я бежал по незнакомым улицам, ноги вязли, скользили по грязи, я торопился и все медленнее двигался, пока не почувствовал, что безнадежно рвусь вперед одним лишь нутром, а то, что было телом, не шевелилось вообще. Остановится. Выдохнуть. Взять себя в руки. Снова сделать шаг, как в первый раз, когда мама держала за руки. Еще шаг, еще, вот уже я снова иду, двигаюсь к цели. Только не сбиться, не думать, не забыть как это – двигаться. Это подобно плаванью – нужно научиться, напрячься физически, вспомнить этот навык. Мне нужно домой. Срочно. Темнеет, холодает, мне нужно быть дома.
Вот мой район. Дома стоят как-то иначе. И мой, полуразрушенный, на ремонте, в лесах, там живут чужие люди. Но я все равно подбегаю, врываюсь внутрь, пробираюсь по перекрытиям, доскам, настилам, цепляюсь за торчащую из стен арматуру. Вот она – моя квартира! Чужие люди? Мне нужно домой, слышите? Домой! Где мама? Где все? Еще квартира, еще и еще. Я двигаюсь по бесконечной анфиладе…лабиринту? Чьи-то дети, старухи, сохнущее белье, спальни, сменяющие гостиные, прихожие, ведущие в кухни и снова в спальни, словно вывернутая наизнанку коммуналка. Я никогда не жил в коммуналках. Но все равно, мне нужно домой, мне все равно, где теперь мой дом. Просто попасть туда, я почувствую, что это – дом. Тысяча идей, тысяча героев вокруг меня, пока я брожу, открываю все двери, спрашиваю, не слышу ответа. Перебранки, песни, смех, все мимо. Где мой дом? Я не знаю, как еще спросить.
Дома нет. Я не найду его, потому что его здесь нет. Стандартная концовка номер два: я падаю в лестничный пролет бесконечно долго и просыпаюсь от боли в области сердца.
- Витя, не спишь?
-У? Нет.
-Витек, мне того.. . нехорошо что-то… Подвинься, я пройду.
Да, действительно плохо… Нет, черт побери, совсем хреново.. . Витька! Только не паникуй, я справлюсь, не впервой…
Как все глупо. Проснутся с человеком, о котором мечтал и первым делом бежать в туалет из-за скачка давления, расставаться с вчерашним ужином. А теперь стоять, опираясь дрожащей рукой о край раковины, и умывать бледную перекошенную морду.
Мда… это вам не сладкий слеш. Где я должен быть? Под боком у любимого, нежится в утреннем сне, уткнувшись в его волосы, и гладить податливое тело.
Что имеем в реальности? Одного мужика, громко извергающего ужин в уборной, и другого мужика, тихо сопящего на полу у кровати.
А как все славно начиналось! Начиналось, собственно, с громких клятв и открытий в отдельно взятом сознании. Что-то про неутолимую страсть и «положу все на алтарь победы». На деле оказалось не все так просто. То есть все еще проще. Не было никаких драконов, ведьм и проклятий, как следствие, не было мечей, побед и геройского вида, была незапланированная поездка, случайная встреча, бутылка коньяка и его квартира.
Вот здесь, по законам жанра, мы должны были напиться вусмерть, страстно повалять друг друга, отключится, а на утро со стыдом вспоминать эти приключения. Честно сыграть классический сюжет. Может быть, с кем-то это прокатило бы, но только не с Виталиком. Витя не пьянеет. То есть никогда и ни при каких условиях. И даже если вы считаете, что Витя пьян – на самом деле это вы хватили лишку, потому что Витя трезв и чист, как стекло. 7 июня - в кухонном окне у пенсионерки старой закалки. Не было «ха-ха», «хи-хи» и робких попыток прикоснутся. Просто Виталий поднял стакан и спросил:
- Мне кажется, или ты меня хочешь? – указав оттопыренным мизинцем на мою ширинку.
От такой заявки я на секунду выпал в астрал, забыв о цели своего визита. Романтика? Художник имеет право не быть романтиком. Еще он имеет право подойти и взять инициативу в свои руки, не интересуясь чужим мнением, у него могут быть сильные руки и грубые привычки, даже если он – пассив.
-Витя, не забывай, пожалуйста, что я не модель и не долбанный восковой фрукт,- такие желанные движения пришлось остановить, чтобы раз и навсегда установить свои правила. Вот тогда он просто тихо прижался ко мне.
- Не хочешь – не начинай. Я не знаю, нужно ли это вообще. И мне и тебе.
Оказалось – нужно обоим. Пришлось просить его отвернутся, взгляд зеленых глаз был слишком честным, ну не смог бы я кончить, когда он почти произносил… Я так не смогу, Витя. Не смогу признаться в том, во что не верю, не смогу сделать тебе приятно, да и встал у меня только от запаха твоих волос, знакомого голоса, от того, что ты – мой Виталий. Страсть к твоему существу, закрыв глаза на тело, жажда заполучить Витю, того, которого ты не отдашь. Поэтому и сжимал так, поэтому оставил множество следов на теле, поэтому темнело в глазах во время разрядки, и ярость пришла вместо экстаза.
-Сейчас задам дурацкий вопрос,- хриплый голос Вити в темноте,- тебе хоть понравилось?
- Да. Хорошо все. Нормально… то есть с тобой – это уже супер. Только цель была другая.
- Надо же. И какова цель? – он обиделся, я слышу.
- Обнять тебя утром, когда ты еще не надел маску. Посмотреть на тебя настоящего. Ты бы спал, а я бы подошел максимально близко, заглянул в твои мысли. Вполне самодостаточная цель. Не оригинальная, в общем.
- Хорошее желание, - он усмехнулся в темноте и обнял меня под одеялом,- правильное.
Так мы и уснули, видимо, невинным сном без «продолжений», или я уже чего-то не помню, хотя оставался трезв почти как Виталик.
А сейчас я тихонечко замерзаю в ванной, мысленно пересчитывая внутренние органы, проверяя их наличие и подавая сигналы предателю-желудку. Вроде бы все на месте, ничто не стремится покинуть организм, хватит уже затягивать эту глупую ситуацию, пора возвращаться.
-Ну, ты как? Может, скорую вызвать?
-Да не суетись, все прошло уже. Вить, ты чего на полу спишь?
- С тобой поспишь! Брыкается как блохастый кобель, задергал меня,- ворчание становится глуше, он натянул одеяло на голову и зарылся в подушку.
Темнота вновь обретает тишину. Из-под вороха постельного белья на полу сочится живое тепло, скользит струями по полу, по кровати, пробирается под мое одеяло и греет мне ноги и душу. Витька, нежный и растрепанный спросонок, лежит там, и я не вижу его, могу только предполагать, какой он сейчас, но он есть, значит есть остров в море, есть дно у лестничного пролета, и я не буду вечно падать и просыпаться с болью. Сейчас я встану и лягу к нему, прижмусь к пушистому бедру и обниму за плечи, даже если неудобно будет засыпать вдвоем. Сейчас, Витя, сейчас…
Вот мой дом. В моем районе моего города, а в окне моей квартиры знакомый силуэт. Надо только поспешить, подняться на нужный этаж, найти нужную дверь. Я должен что-то сказать этому человеку, не помню что, но очень важное.
Автор: Ирина Солдатова/Ирвин
Бета-ридеры: Ксения Беглякова, Русена
Жанр: романс
Рейтинг: R
Дисклеймер: правами размещения обладают только Ирина Солдатова/Ирвин и Продавец Кошмаров, остальным просьба обращаться на почту [email protected]
Предупреждение: ничего предосудительного
Примечание: заказ Продавца Кошмаров. Пробный жанр, пробный стиль.
Описание: история раздумий и воспоминаний героя. Иногда размышления приводят к неожиданным выводам.
Да, это оно.
Облупленная краска на древних деревянных окнах провинциального ДК как нельзя лучше передает истинное мое место в жизни. Шесть лет назад, когда я собрал свою первую группу, мы репетировали именно здесь, в зале со скрипучим крашеным полом и стенами, обитыми полинявшими «гобеленами». Тогда мы были никому не нужны, и никто не был нужен нам, жизнь казалась абсолютным дерьмом, и это радовало, ведь об этом можно было петь. К слову, именно эта и подобные этой идеи нашли широкий отклик в сердцах и умах (если таковые имелись) сверстников. Песни оказались актуальны, потом модны, потом не оригинальны и, наконец, тошнотворны. Это был первый период. Первый состав. Первое счастье. Первая беда.
Наташка. Первая девушка и первый секс. Леха ушел из группы. Дед тихо умер в своем шатком домишке в Запрудах. Леха стал отцом и мужем (именно в такой последовательности) не меняя удивленного выражения лица. Яростно гуляли у него на свадьбе, Леха напился в хлам, долго плакал, заляпав «женильный» пиджак. Таким я видел его дважды: на свадьбе и зимним вечером в каморке ДК на втором этаже, где глотая водку и слезы, он каялся, первый раз избив свою новоиспеченную женушку. Митька был не от него, и это знал весь городишко, исключая наивного Лешку. За пару лет пацан превратился в жилистого высокого мужика, с тяжелыми руками, отвисшей (видимо от непростой жизни) челюстью и затравленным взглядом. Мы все были еще детьми, школьниками и пэтэушниками, и скоро он перестал понимать нас. Матери то хаяли его, то ставили в пример в зависимости от ситуации, а мы, костяк группы «Крылья», тогда, грешным делом, очумев от поворотов жизни, собрали ритуальные поминки по «почившему в бозе» Лехе Кирпичу, убитому жизненным бытом.
В апреле, когда «приличные» готовились к тестам и ходили в тумане алгебры и дыму русского языка, я играл на танцах по деревням района. «Туры» - так мы называли это. Сейчас стыдно и смешно вспоминать, но жизнь – есть жизнь, даже если это просто существование. «Москва, браток, одна, а нас много», - говаривал дед. Нам нравилось. Деньги, халявная выпивка, слава (какая есть)… Вот и сел Макс за руль красного скутера и поехал домой после концерта с радостью в сердце и хмелем в голове. Когда мы добрались до него, меня вывернуло на асфальт как сопливую девчонку. Твою ж ….. У него только и хватило сил набирать номер Серого раз за разом, а мы, идиоты, еще крыли его трехэтажным всю дорогу до поворота на Северный. Четыре месяца все наши деньги и все наше время уходило на поддержание его и его семьи. Тетя Зина потом долго благодарила нас, а мы, хорошие мальчики, дружно молчали о том, как сами усаживали его на скутер и советовали ехать «с ветерком». Впрочем, из-за этого случая три придурка вышли из школы во взрослую жизнь в золоте, словно китайские императоры. Моя медалька сияла наглостью на всю округу, а Серый смотрел на свой аттестат как на танцующую игуану.
Потом прошел год. Еще год. И еще год. «Крылья» умерли и были отпеты, как прежде Леха. Универ был досадной помехой, но и его посещение приносило плоды – появилась новая группа, новая репетиционная, новая цель. Заступники с кафедры оберегали горе-студентов от отчисления, а мы играли всласть новым составом новую музыку. Пьянок и их последствий стало больше, в качестве бонусов – аритмия бас-гитариста и язва вокалиста, но что взамен! Большой город, рок-фесты, клубы, конкурсы, фанаты… Блеск!
А потом пришло оно. Отупение, вязкий туман. Будто глаза выворачивались внутрь и смотрели в одно и то же пустое место. Нет смысла. У нас нет будущего, мы не пробьемся, это факт. Оказалось, что надо где-то жить, что – то есть, работать. Депрессия сказалась на творчестве. Некоторое время необходимо было наполнять тело алкоголем под завязку, курить до одури, принимать порошки всех сортов и составов. Спасибо Серому. Спасибо другану, не бросившему загулявшего лидера. Спасибо, Серый. В лицо я это сказать постесняюсь, но я поставил за тебя свечку .
Теперь чуть легче. Чуть проще, свободнее. Совсем чуть-чуть. Но это слишком близко к сегодняшнему дню, слишком близко, чтобы вспоминать.
А теперь о том, кто войдет в эту дверь. Он уже на лестнице, он сейчас занесет руку и толкнет массивную створку. Я слышу его издали всегда, потому, что его шаги слишком легки.
Виталий – персонаж иного мира. Как бы это описать? Ну, он – тот самый чувак с крыльями, который сидит на корточках у сточной канавы, где копошимся мы, и с интересом разглядывает содержимое. В моей сумке – плеер, зажигалки, струны, пивная открывалка, сработанная Лехой из гильзы, КПК и всякий хлам, в его – карандаши, резак, кохиноровский ластик, блокноты и черт знает что еще. Вот такая странность. «Они сошлись. Вода и камень, стихи и проза, лед и пламень…»
Да все, что я умею изобразить на листе бумаги – шедевр под названием «Кошка. Вид сзади», а Витек – выпускник полиграфического. «Правильный». С работой, курсами и последней версией фотошопа. Как бы не штормило, наши корабли неизбежно натыкаются друг на друга. Мы бросаем якорь в пивных, на его выставках, в ДК родного захолустья, словом, где придется, иногда часто, иногда раз в год, но это происходит. Бросаем якорь, но не бросаемся на шею; разговариваем откровенно, но не произносим лишних слов. Вот к чему приводят ошибки юности.
Ошибки? Я вас умоляю. Моя невинность застирана и заштопана как платок старой торговки. Просто стыд. Стыд единственного искреннего жеста и чистого удовольствия. Единственного поцелуя не по пьяни и не из-за похоти. Виталий – моя тайная частица, альтер эго, естественное, нормальное альтер эго, которое должно было править разумом, но в результате бессмысленного и беспощадного бунта и последующей революции было сослано из лобной доли в мозжечок. Я должен был быть «правильным», ходить в белой рубашке и любить домашний суп. Это я должен был читать и слушать, учится и слушаться. Просто выбрал другой путь. Мы творили, каждый делал это как умел, рыли свои норы как кроты, пока не встретились на середине, а потом – разошлись по сторонам не оглядываясь.
Банальное любопытство. Как это? Какой он на вкус? На запах? Что он сделает потом? Что испытаю я сам? Вкус как вкус. Сладковатый, как у девчонки, таким его сделали для меня гормоны, потому что одна мысль об этом чуть не порвала мне джинсы. На запах – картошка с курицей. Стукнулись зубами, неумело поерзали, приноровились, потом я под дурью все тех же гормонов просунул язык и – крышу сорвало. Очнулся от неловкого момента: оба не знали, что делать дальше, сидели, глядя в пол. Потом я резко ретировался, забыв сумку и диски. Вот и вся история, которую засунули подальше в воспоминания, между простынями юношеских снов и тайными просмотрами порно.
А теперь он заходит в зал.
*****************
- Да пребудет с тобой Сила, джедай Гитары!
- И тебе не хворать, карандашный сенсей! Как дела твои скорбные?
- Все получше твоих.
- Это верно.
Молчание. Сейчас мы встанем рядом и будем разговаривать, глядя в окно, пока не стемнеет и потом долго еще - в темноте, пока не придет странная мысль о том, что ноги нестерпимо болят и пора домой.
- Слышал, ты с Викой расстался.
- Да. Не первая не последняя.
- Не первая, это точно. При ней тоже гулял?
- Ну, были… фанатки… дуры и …. . И парни были.
Даже бровью не повел!
- Ждешь, что меня это шокирует? Нет. Только не меня. Я еще тогда понял. Рано или поздно это должно было случиться.
Черт!! А меня в пот бросило от такой откровенности. Это же наша маленькая тайна, идиот!
- Зря ты так с Викой. Она хорошая.
Хорошая??? Эта тощая эльфийка мне всю душу вымотала!
- На ее месте я бы тебя давно укокошил.
Так-так.
- А ты хотел бы быть на ее месте?
Не смотри! Не смотри на меня так! Я сам себя ненавижу сейчас.
- Мне пора. Завтра пересечемся перед отъездом. Пока!
- Давай! До завтра.
Все, Виталик. Все.
Видит тот, кто наверху, я не хотел этого. Но теперь неизбежно. Как такая мелочь может иметь такое действие? Разве это было важным вчера? Это было нужным шесть лет назад? Рана раскрылась, гной вытек и теперь она чиста. Не зажила и не заживет, но теперь можно стерпеть, теперь я не умираю, не падаю с обрыва вниз, проскальзывая меж пальцев друзей и родственников. Ты не обнадежил, не пообещал, не дал шанс на спасение, но теперь я живу. Живу и двигаюсь к цели. Все равно как. Все равно какие последствия, я готов платить любую цену. Ты мой.
А я умею добиваться своего.
Часть 2.
Этот сон я знаю. Он знаком мне с детства, старый сюжет, каждый раз рассказанный по-новому. Почему я никогда не читал Фрейда? Ведь это должно что-то значить. В этом сне я ищу свой дом. Иногда поиск начинается в чужом городе, из которого я пытаюсь уехать на всех мыслимых и не мыслимых видах транспорта. Иногда я просто нахожусь где-то в промзоне, в поле или на дороге и долго бегу, иду, лечу к дому…
Опять этот сон. Я иду мимо кладбища и завода, магазинов, частного сектора, я твердо знаю, что увижу за следующим поворотом, ведь это – мой город. Я придумал его, я бродил по его улицам, как только научился ходить. Он изменчив, но неизменен. Существует под тем же именем, что и реальный, но все улицы и дома иные и расположены иначе. Этот город… я?
Вот опять. Все начиналось так хорошо – солнце светило ярко, блики на зелени заставляли жмуриться. Окружение было ярким, прекрасным, источающим счастье, как бы банально это не звучало. Я просто шел, и тревог не было. А потом появился Виталий. Нарисовался перед лицом и сказал: «Жизнь – лучший сон». Ей-богу, так и сказал! И все пошло под откос. Он исчез, сон резко сменил сюжет. Краски померкли, и я почувствовал беспокойство, затем страх, панику. Я бежал по незнакомым улицам, ноги вязли, скользили по грязи, я торопился и все медленнее двигался, пока не почувствовал, что безнадежно рвусь вперед одним лишь нутром, а то, что было телом, не шевелилось вообще. Остановится. Выдохнуть. Взять себя в руки. Снова сделать шаг, как в первый раз, когда мама держала за руки. Еще шаг, еще, вот уже я снова иду, двигаюсь к цели. Только не сбиться, не думать, не забыть как это – двигаться. Это подобно плаванью – нужно научиться, напрячься физически, вспомнить этот навык. Мне нужно домой. Срочно. Темнеет, холодает, мне нужно быть дома.
Вот мой район. Дома стоят как-то иначе. И мой, полуразрушенный, на ремонте, в лесах, там живут чужие люди. Но я все равно подбегаю, врываюсь внутрь, пробираюсь по перекрытиям, доскам, настилам, цепляюсь за торчащую из стен арматуру. Вот она – моя квартира! Чужие люди? Мне нужно домой, слышите? Домой! Где мама? Где все? Еще квартира, еще и еще. Я двигаюсь по бесконечной анфиладе…лабиринту? Чьи-то дети, старухи, сохнущее белье, спальни, сменяющие гостиные, прихожие, ведущие в кухни и снова в спальни, словно вывернутая наизнанку коммуналка. Я никогда не жил в коммуналках. Но все равно, мне нужно домой, мне все равно, где теперь мой дом. Просто попасть туда, я почувствую, что это – дом. Тысяча идей, тысяча героев вокруг меня, пока я брожу, открываю все двери, спрашиваю, не слышу ответа. Перебранки, песни, смех, все мимо. Где мой дом? Я не знаю, как еще спросить.
Дома нет. Я не найду его, потому что его здесь нет. Стандартная концовка номер два: я падаю в лестничный пролет бесконечно долго и просыпаюсь от боли в области сердца.
- Витя, не спишь?
-У? Нет.
-Витек, мне того.. . нехорошо что-то… Подвинься, я пройду.
Да, действительно плохо… Нет, черт побери, совсем хреново.. . Витька! Только не паникуй, я справлюсь, не впервой…
Как все глупо. Проснутся с человеком, о котором мечтал и первым делом бежать в туалет из-за скачка давления, расставаться с вчерашним ужином. А теперь стоять, опираясь дрожащей рукой о край раковины, и умывать бледную перекошенную морду.
Мда… это вам не сладкий слеш. Где я должен быть? Под боком у любимого, нежится в утреннем сне, уткнувшись в его волосы, и гладить податливое тело.
Что имеем в реальности? Одного мужика, громко извергающего ужин в уборной, и другого мужика, тихо сопящего на полу у кровати.
А как все славно начиналось! Начиналось, собственно, с громких клятв и открытий в отдельно взятом сознании. Что-то про неутолимую страсть и «положу все на алтарь победы». На деле оказалось не все так просто. То есть все еще проще. Не было никаких драконов, ведьм и проклятий, как следствие, не было мечей, побед и геройского вида, была незапланированная поездка, случайная встреча, бутылка коньяка и его квартира.
Вот здесь, по законам жанра, мы должны были напиться вусмерть, страстно повалять друг друга, отключится, а на утро со стыдом вспоминать эти приключения. Честно сыграть классический сюжет. Может быть, с кем-то это прокатило бы, но только не с Виталиком. Витя не пьянеет. То есть никогда и ни при каких условиях. И даже если вы считаете, что Витя пьян – на самом деле это вы хватили лишку, потому что Витя трезв и чист, как стекло. 7 июня - в кухонном окне у пенсионерки старой закалки. Не было «ха-ха», «хи-хи» и робких попыток прикоснутся. Просто Виталий поднял стакан и спросил:
- Мне кажется, или ты меня хочешь? – указав оттопыренным мизинцем на мою ширинку.
От такой заявки я на секунду выпал в астрал, забыв о цели своего визита. Романтика? Художник имеет право не быть романтиком. Еще он имеет право подойти и взять инициативу в свои руки, не интересуясь чужим мнением, у него могут быть сильные руки и грубые привычки, даже если он – пассив.
-Витя, не забывай, пожалуйста, что я не модель и не долбанный восковой фрукт,- такие желанные движения пришлось остановить, чтобы раз и навсегда установить свои правила. Вот тогда он просто тихо прижался ко мне.
- Не хочешь – не начинай. Я не знаю, нужно ли это вообще. И мне и тебе.
Оказалось – нужно обоим. Пришлось просить его отвернутся, взгляд зеленых глаз был слишком честным, ну не смог бы я кончить, когда он почти произносил… Я так не смогу, Витя. Не смогу признаться в том, во что не верю, не смогу сделать тебе приятно, да и встал у меня только от запаха твоих волос, знакомого голоса, от того, что ты – мой Виталий. Страсть к твоему существу, закрыв глаза на тело, жажда заполучить Витю, того, которого ты не отдашь. Поэтому и сжимал так, поэтому оставил множество следов на теле, поэтому темнело в глазах во время разрядки, и ярость пришла вместо экстаза.
-Сейчас задам дурацкий вопрос,- хриплый голос Вити в темноте,- тебе хоть понравилось?
- Да. Хорошо все. Нормально… то есть с тобой – это уже супер. Только цель была другая.
- Надо же. И какова цель? – он обиделся, я слышу.
- Обнять тебя утром, когда ты еще не надел маску. Посмотреть на тебя настоящего. Ты бы спал, а я бы подошел максимально близко, заглянул в твои мысли. Вполне самодостаточная цель. Не оригинальная, в общем.
- Хорошее желание, - он усмехнулся в темноте и обнял меня под одеялом,- правильное.
Так мы и уснули, видимо, невинным сном без «продолжений», или я уже чего-то не помню, хотя оставался трезв почти как Виталик.
А сейчас я тихонечко замерзаю в ванной, мысленно пересчитывая внутренние органы, проверяя их наличие и подавая сигналы предателю-желудку. Вроде бы все на месте, ничто не стремится покинуть организм, хватит уже затягивать эту глупую ситуацию, пора возвращаться.
-Ну, ты как? Может, скорую вызвать?
-Да не суетись, все прошло уже. Вить, ты чего на полу спишь?
- С тобой поспишь! Брыкается как блохастый кобель, задергал меня,- ворчание становится глуше, он натянул одеяло на голову и зарылся в подушку.
Темнота вновь обретает тишину. Из-под вороха постельного белья на полу сочится живое тепло, скользит струями по полу, по кровати, пробирается под мое одеяло и греет мне ноги и душу. Витька, нежный и растрепанный спросонок, лежит там, и я не вижу его, могу только предполагать, какой он сейчас, но он есть, значит есть остров в море, есть дно у лестничного пролета, и я не буду вечно падать и просыпаться с болью. Сейчас я встану и лягу к нему, прижмусь к пушистому бедру и обниму за плечи, даже если неудобно будет засыпать вдвоем. Сейчас, Витя, сейчас…
Вот мой дом. В моем районе моего города, а в окне моей квартиры знакомый силуэт. Надо только поспешить, подняться на нужный этаж, найти нужную дверь. Я должен что-то сказать этому человеку, не помню что, но очень важное.
четверг, 29 июля 2010
Невыездной, невыходной, раб пера и планшета.| Вам прям комиксы надо рисовать)
Название: "Судьба играет": "История первая"
Автор: Ирвин
Бета: Ксения Беглякова
Жанр: фентези-слеш
Рейтинг: R
Размер: макси
Состояние: закончен
Дисклеймер: права принадлежат автору
Примечание: войдет в сборник сборник "Избранное из сказок, легенд и историй Юга"
Описание: Рассказ путника о нескольких событиях в его жизни, в которые вмешиваются мистика, ненависть и любовь.
Для кочевника дорога – это жизнь. Не только путь тела от рождения до смерти, но и путь разума от первой мысли до последней, от детского любопытства до старческой мудрости. Избирая дорогу, мы решаем каким способом будем выживать в этом прекрасном и равнодушном мире. Ученый древности как-то сравнил наш мир с курящим траву хозяином придорожной ханы1 – он рад всем и всех пускает под свою крышу, давая равный шанс, но в его радушии только дурман терпкого дыма. Ему безразличны судьбы посетителей: кто будет ограблен, кто проиграется, а кто уйдет сытым и довольным.
И эта хана - где мы с вами, мои друзья, остановились на долгую ночь - маленький слепок с нашего мира. Вот суровые воины, неспешно доедающие ужин – им еще предстоит долгий путь и сейчас они наслаждаются вкусной едой и покоем. На обветренных лицах нет-нет да скользнет улыбка предвкушения сна на мягких тюфяках под крышей просторной комнаты. Один из них уже давно не сводит глаз с юноши, разливающего напитки. Мокрая прядка прилипла ко лбу паренька, он тщетно пытается смахнуть ее запястьем между делом, не видя пристального взгляда, не ища внимания постояльцев, его любовь трудно завоевать - маленький нож поблескивает за расшитым поясом соха2.
Разные люди собрался в ночном полумраке ханы. С добрым намереньем или злым… А может и не люди вовсе? Приглядитесь к темным углам… Вот сам собой шевельнулся подол соха неподвижной персоны за стойкой. А тот закутан в черный шелк с головы до пят. Улыбка игрока в кости больше смахивает на оскал: в неровном свете жаровни сверкнул острый кончик клыка. Эй, друг! Воображение играет с тобой в шарады! Выпей-ка прохладной воды, да подыши воздухом! Но стоит ли выходить ночью за ворота жилья? Не лучше ли остаться и послушать истории, что слышатся со всех сторон, словно на базаре богатого селения. Здесь с тебя не возьмут ни дзина3 , только найди себе место на подушках да спроси у хорошенького чинсея4 горячего кофе.
Интересная компания заняла столик у стены: трое путников непохожих друг на друга как камушки в мешке предсказателя. Один из тех, кого зовут «закопченными» - так пропиталась его кожа запахами костра в степи, потемнела от глины и пыли. Под дорожной паркой5 скрылось одеяние война, волосы наскоро расчесаны и прихвачены полоской натанья только из уважения к общественному месту. Лицо спокойно и сурово одновременно, затуманено усталостью, но еще молодо. Его сотрапезник – полная противоположность. В контраст пыльно-серой парке война – ворох цветного шелка, расшитого и расписанного, словно покров танцовщицы, верхнее платье закрывает его до самых сандалий. О, этот монах не мог прийти сюда пешком, его храм, несомненно, снарядил целый караван, чтобы уберечь такое сокровище. Но бьюсь об заклад, свитки и артефакты в его ларцах дороже одеяния, потому этот моложавый холеный старик не кичится нарядом, не гордится гладким, как маска, лицом со сведенными морщинами, в его глазах лишь печаль и покой. Он ученый, хранитель древних исторических6 знаний. Третья персона особенно примечательна тем, что не имеет ничего примечательного. Невнятный темный силуэт, закутанное, как только можно, лицо... Житель пустынь или изуродованный болезнью?
Вот на их низком столике появился набор для игры в «Честного пьяницу». Маленькие чашечки наполнили горькой настойкой. Сейчас все трое опрокинут свой напиток в горло и тот, кто замешкается или закашляется, неловко вдохнув крепких паров, должен будет рассказать историю своей жизни, покаяться как на алтаре и выдать чистую правду. Из уважения к нему остальные будут молчать, даже если рассказчик укоротит ночь наполовину. Завтра путники разойдутся, забудут друг друга и никогда не встретятся вновь, груз чужих слов никто не унесет с собой, он останется в хане, растворенный в горькой настойке, разнесется по воздуху на сотни пеших переходов вокруг.
хана1- гостиница, харчевня.
соха2- предмет мужской одежды, представляет собой кусок ткани, обернутой или собранной вокруг бедер на подобии юбки. Цвет, длина и способ завязывания указывает на принадлежность к расе, статус, возраст ее обладателя. Также может использоваться для любых нужд; по верованию, обладает магической силой.
дзин3- мера веса, золотая монета.
чинсея4 – букв. –«учитель чайника». От «чин» - емкость для приготовления напитка и «сея» - обучать, воспитывать, создавать. Обращение к человеку, приготавливающему или разливающему напитки, как хозяину дома, угощающему гостей, так и торговцу в розлив.
парка5- просторная верхняя одежда простого кроя, обычно является частью одеяния монахов, символизируя простор мысли и мирный образ жизни в противовес облегающей тело одежде воинов.
исторический6 – период расцвета цивилизации, когда народами велась письменная история.
*********************************************************************************
Я проиграл, и история моя будет первой.
Часть 1.
Отца я не помню, а матери никогда не знал. В наследство мне досталось имя, мать подарила мне первый поцелуй, а отец – первую пеленку. Монастырь, где я воспитывался, был так беден, что все богатство, что я приобрел там, заключалось в мозолях. Мозолях на руках и на пятках, на шее и на плечах… еще синяки, но эта ценность была переходящей у всех воспитанников .
Так что по истечении восемнадцатой весны мой уважаемый наставник окинул меня внимательным взглядом и пожелал удачи на всех дорогах, вручив заботам Хранителей, ибо родной монастырь в услугах моих не нуждался. В Городе я никогда не был, но доподлинно знал о своей бесплодности, а значит, на приют в деревнях не смел рассчитывать. Храмов, бань и других заведений в наших краях не было, потому в первой же чай–хане я вступил в консолидацию Хэйре, предложив новой семье талант охотника, удачу разведчика, и пусть не очень привлекательное, но молодое тело. Лидер был ко мне благосклонен, дополнив мои знания бесценными подробностями во все областях на которые поскупились мои уважаемые учителя и наставник, жалея нежность тела и души. Таки или иначе к семидесяти солнцам моей жизни 1я стал тертым калачом и крепким воином и зарекся вступать в консолидации, по крайней мере, на равнинах Юга.
История эта произошла на дороге Ша-Дохсшк, на пути заброшенном и далеком от традиций воинов-кочевников. Дорогу эту я проходил прежде и знал все Норы и Пристанища, на которые не так щедры те места. Да обличат ложь Хранители, кочевал я мирно и праведно, не шаля в Пристанищах и ухаживая за Норами, беря у Матери нашей пищу по нужде и подносил долю стихиям. На третью луну пути мой ночлег пришелся на Нору Хоря, очень удобную землянку, обеспеченную моими предшественниками (да пошлет им Судьба дорогу легкую, а суму тяжелую) всей необходимой утварью.
Я рассчитывал провести здесь пять дней, отдохнуть и привести в порядок поклажу, а заодно пополнить припасы перед долгим переходом через край степи Дохсшк. Однако покоя я не обрел. Дурные сны промучили меня первую и вторую ночь. Суеверие заставило меня очистить мой «дом» и помолится, но и это не помогло. На третью ночь я проснулся от тихого и протяжного воя.
Не буду врать, что мои отросшие волосы ни разу не встали дыбом, пока я натягивал щитки и творил заклятия, выуживая их из скудных запасов памяти. Но я не был бы истинным южанином, если бы после истерик и причитаний не выскочил навстречу неизвестному, положившись лишь на помощь Хранителей. Поорав для острастки на неведанного врага и помахав факелом вокруг землянки, я вновь прислушался. Вой был столь же отчетлив, издававший эти странные звуки не сдвинулся ни на шаг, несмотря на мое красочное представление. Не оставалось ничего иного, кроме как обнаружить его, ибо я не хотел провести еще ночь в страхе. Напряжение всех чувств и скромное знание некоторых техник убедило меня, что рядом живое существо из плоти и крови, сердце его бьется, роста он малого и силы его на исходе. Одним взмахом я срезал куст, под которым пряталось существо.
И… увидел грязного, сидевшего на корточках по-собачьи мальчика. Волосы его были спутаны и закрывали лицо, одежда разорвана, колени и кончики пальцев кровоточили. Я еще разглядывал его, когда он приподнял лицо и издал тот самый пугающий меня вой. Как только Хранители удержали меня от удара! Я искренне желал убить мерзкого безумца. Меня воспитали в ненависти ко всем видам безумия, наставляя убивать помешанных, кем бы они ни были, ибо они колеблют космические устои мира. Но рука моя остановилась. Мальчик не реагировал на события вокруг, не показывал агрессии, он мог быть жертвой чьей-то жестокости. Преодолев отвращение, я повернул к себе его лицо. Челюсти под моей рукой были сведены жестокой судорогой, вой – единственный звук, который несчастный мог издать. Я попробовал поднять его, чтобы подвести к Норе, к свету, но он не слушался моих жестов. Ко входу я подтащил его силой, освятил и втолкнул внутрь, затем пришлось проявить ловкость, забежав вслед за ним, развернувшись и бросив нож в дверной косяк у его уха. Не мог же я позволить странному гостю притащить в мой «дом» своих демонов! Мальчишка, как и прежде, не реагировал. « В трансе или хмелю ядовитых трав», - подумал я, с сожалением осматривая худую фигурку. Тут мой гость зашевелился и по-звериному принялся обнюхиваться, его руки зашарили по земле, подобно рукам слепого, он повернул голову ко мне и издал краткий зовущий звук. Ну этого я не мог вынести! Подбежав к мальчику с намереньем дать пощечину, окатить водой или сделать еще что-то, чтобы вывести его из транса, я изумленно уставился на его глаза. Огромные черные зрачки слепо таращились на меня. «Да он в состоянии тан!». Ясно. Он не видит предметы и события этого мира, но в его сознании они находят иное воплощение. Звук кажется вспышкой, речь – теплом, запах – ярким образом.
«Мальчик! Мальчик! Не бойся. Сейчас я умою тебя». Он показался мне забавной игрушкой: непонимающий, дезориентированный в нашем тварном мире. Больших трудов стоило привести его внешний вид в порядок, впрочем, я не очень-то заботлив от природы и никогда не имел собственных учеников. Тряпки, что служили ему одеждой, так и остались нетронутыми, да и негде было выстирать их, а своей одеждой я не стал бы делится и с близким, большая часть ткани к тому дню пошла на натанье2. В общем, преображение заключалось в смазанных бальзамом ранках и участках чистой кожи на лице и руках. Малыш сидел на полу, взъерошенный и растерянный, сознание его блуждало далеко. Все попытки дозваться закончились неудачей, в расстройстве я даже ударил его по лицу, но на это он ответил таким яростным укусом, что на мгновение мне показалось – он пришел в себя. Однако это была лишь защита. Что же с ним делать? Как накормить, уложить спать? Куда девать лишний рот, да еще принадлежавший безумцу? От него нет пользы, а я лучше утоплюсь в умывальнике, чем разделю путь с никчемным мальчишкой, которого, не дайте Хранители, еще и на поводке придется вести! Эта мысль так позабавила меня, что я погладил его по голове, словно щенка. На удивление мальчик прислушался к чему-то внутри себя и вдруг аккуратно и ловко ухватил мои пальцы зубами. Конечно, я был шокирован, ощутив нежность его рта, но его зубы быстро разогнали фривольные мысли. Волчонок - так я стал называть его про себя - всего лишь отчаянно хотел есть. Уж не питался ли он сырым мясом, подобно зверю? Ну уж нет! Этот щенок будет послушным! Я решил воспитывать его до тех пор, пока разум не вернется к нему, как воспитывают собаку. И в первую очередь достал припасенную драгоценность – копченое мясо.
Очень жалко тратить такую добрую пищу на странные игры с Волчонком, но мясо сотворило с ним чудеса. За кусочек лакомства, который он каким-то чудом чуял, мальчишка позволял мне вытворять с ним что угодно. Теперь я мог не только гладить его волосы и держать за руки, не боясь быть искусанным, но даже звать его. Мальчик напрягался всем существом и пытался идти на зов, мычал что-то в ответ.
Я решил проверить, насколько он доверяет мне. Поводил перед его лицом кусочком мяса, но не позволил взять, лишь провел по лицу ладонью, пальцами заставив губы раскрыться. Волчонок терпел мои домогательства, лишь робко поскуливая, позволив даже раздеть и приласкать испещренное ссадинами тело. В его лице мне показалось любопытство, смущение, испуг, хотя я не мог поверить в его невинность. В таком возрасте он сам мог быть отцом. Известно как к этому относятся южане: мужчины, зная, как рано людей нашей расы настигает бесплодие, стремятся взять семя мальчиков в первый же день инициации. Я видел воинов, блистающих силой на тренировках и нянчивших внуков в перерывах, когда отцы этих детей учились каллиграфии или играли в камушки во дворе… Такие зрелища всегда наводят печаль. Мудрец сказал: «Кочевники – душа нашего народа, бегущая от своих проблем, ищущая в тоске утешения, как монах ищет дом в странствиях»
Волчонок занимал все мои мысли еще несколько солнц. Он, кажется, оттаял душой или услышал меня на границе своих грез – стал послушным и тихим. Я часто говорил с ним, прикасался к нему, рассказывал что-то ободряющее, и выражение его лица становилось более осмысленным. Дела не давали мне проводить с ним все время, однажды вечером, вернувшись с охоты, я обнаружил его сидящим у туалетного столика (да, в Норе Хоря есть и такие удобства). Он расчесывал спутанные волосы. Его взгляд был спокоен и холоден, будто разум его никогда и не мутнел. Бросив добычу, я рассматривал его со стороны... Это был не мой Волчонок, нет, это был красивый юноша, страдавший и победивший – именно тот тип, в который я мог бы влюбиться, встретив его в песчаной пустыне, в шатре на шелковых подушках, в ароматных завитках благовоний. Я попробовал приблизиться к нему тихо, как мог, но гребень выпал из его рук и на лицо вернулось выражение тупой тоски. Взгляд рассеялся, он вновь ушел в далекие миры. Чуда не произошло. Хотя, как знать? Кое- что случилось именно тогда... Мальчик понравился мне. Он уже не обуза, не игрушка для меня, я хочу видеть его здоровым и сильным, услышать смех на этих нежных губах.
Влюбленный старший брат и влюбленный мужчина боролись внутри меня. Я то порывался соорудить ему ложе поудобней, то тащил свой тюфяк в его угол. Теперь я точно знал, что нам можно спать вместе, потому что он – не демон, и что мы проснемся в объятьях, потому что я – не святой. Гибкое худое смуглое тело уже не было жалким, в лице я находил следы скрытой безумием красоты. Теперь малыш сидел в своем углу умытый и причесанный, его одежду я починил, и новое красное натанье с шелковыми нитями обвивало его руки и ноги. Я постеснялся украсить его по своему вкусу, не зная его традиций, запретов и оберегов, но все же надел на шею цепочку со своим знаком – на счастье и удачу. Его неуместная невинность сильно смущала меня, долго сдерживать свои желания я не мог и не видел в этом смысла. Может быть любой проходящий монах назвал бы меня невеждой и деревенщиной, но искусству любви я успел обучиться. За это спасибо уважаемому наставнику, который, застукав меня однажды с юным учеником (большим любителем визжать без причины), крепко прошелся веером по моей шее и повел в свою комнату – обучать «зрелый плод». Так что для Волчонка я стал бы подарком. Видимо несчастный был так одинок, что некому было правильно воспитать его.
Мысли о «бедном сироте» так растрогали меня, что идея устроить ему лучший в жизни урок созрела уже к вечеру.
Итак, ночь обещала быть бурной. Приготовления к ней заняли половину вечера. Каким же я был дураком, когда сооружал первое в жизни Волчонка ложе, начищал все вокруг, начисто забыв об осторожности, о долге старшего, об охране нашего временного жилища. Целый отряд мог бы подобраться к Норе и взять нас тепленькими, прежде чем я задумался бы почесать за левым ухом. Малыш с потерявшимся разумом был мудрее меня. Только я протянул руку, чтобы коснуться его, теперь уже чистых, волос, как мальчик занервничал, насторожился, закрутил головой и забился в угол. Что я подумал тогда? Что делаю что-то не так, или мой подопечный вздумал сражаться с какими-нибудь зелеными тварями в своей голове. Разве возбужденному идиоту приходит на ум, что всеобщая страсть горит внутри него одного? Я вздумал его учить! Отнять у Хранителей нашей общей Судьбы девственность Волчонка, будто то, что предназначено высшему может принадлежать человеку!
Что происходит на самом деле я понял, лишь когда они подошли к самому порогу.
Множество. Войны. Вооружены, и шли к нам долго и целенаправленно. О, я накликал беду тщеславием.
Дверь распахнулась, чтобы открыть вошедшим картину моего позора: мужчина, обнимающий мальчика, полураздетый воин, безоружный, в смятении, с юным телом на руках. Если б мне дали мешок, чтобы засунуть в него голову и притворится спящим!
Вошедший первым остановился в замешательстве. Высокий рост, осанка, сильное движение рук выдавало в нем опытного война. Одежда и прическа – лидера, а лицо – отца моего Волчонка. Это я успел разобрать с первым ударом сердца, ни крашеные волосы, ни шрамы не обманули меня - ближайший родственник моей маленькой невинной жертвы стоял на пороге, и ручка двери накалялась от безмолвного гнева. Что ж... я южанин, демон побери, и первая мысль промчалась мышью в моей голове с криком: «Куда скрыться?!», вторая пробежала лисицей: «Не пойман – не вор», и третья ввалилась медведем – «Стучаться надо!» Волчонок был моей добычей, и я не спешил вернуть его в лоно рода. Пока я с оскорбленным видом придумывал, как выгадать время, из-за спины лидера появился интереснейший субъект. Молодой, высокий и стройный, убором и одеждой напоминавший скорее монаха, чем война, пришлый человек мог показаться привлекательным, если бы не взгляд. Серые, бесцветные глаза скользнули по стенам Норы, по мне, не делая различий, и остановились на Волчонке.
Молчание стало слишком тяжелым для меня, не знавшего ждать ли нападения и хвататься за меч, не теряя драгоценных минут, или же учтиво поклониться незваным гостям. Наконец лидер заговорил. Бесстрастным голосом он сообщил мне, что является правителем Дома к востоку от этой Норы, живет по северным обычаям, а юноша, - прибывающий ныне в моих объятьях – его потерявшийся сын. Этого было более чем любезно с его стороны: не перерезать мне глотку, не объяснив предварительно, за что и по какой причине я сгину. Мне даже дали шанс открыть рот для более или менее разумных пояснений, когда новая неожиданность потрясла меня: Волчонок заговорил.
Видно мои Хранители затеяли в идейном мире знатную пьянку. Волчонок ясно и разумно заявил, что находится в Норе по своему желанию, что обязан мне радушным приемом и заботой, сейчас извиняется за причиненные всем нам неудобства и намерен остаться в Норе с разрешения ее временного хозяина, которое я, разумеется, немедленно дал ему. Что ж, пришельцам ничего не оставалось, как извиниться в свою очередь и покинуть Нору. По замешательству лидера и его свиты я понял, что мой малыш впервые в жизни предъявил права на свою свободу. «А теперь объясни мне, что тут творится?» - воскликнул я немедленно, как только дверь закрылась за ними. Мальчишка понурил голову и признался, что уже несколько солнц как притворяется неразумным, пользуясь моим расположением и заботой. Его крайне заинтересовали и еда, и возможность помыться, а также обещанные мной уроки любви. Шельмец и дальше бы обманывал меня, сколько мог. В свое оправдание он заявил, что искренне молился за мою удачу и моих Хранителей и отработал бы все затраты своим телом, как только научился доставлять мне удовольствие. Эти наивные доводы так рассмешили меня, что я и не думал злиться. Будучи на его месте я сам бы поступил также, так пусть Волчонок потешит меня рассказом о своих приключениях.
Идея быть со мной откровенным до конца не вдохновила его. Отведя глаза, он поведал мне о своем отце – Правителе Дома Рэ, его избраннике – монахе с серыми глазами, и себе самом, а также о том, что их связывало. Кратко история его была такова.
Будучи единственным сыном Правителя, по традициям севера, мальчик становился главным претендентом на роль наследника Дома Рэ. Вместе с Домом он получал многочисленные богатства, землю и власть над свитой. Мальчика воспитывали дома (вот же варварские обычаи) до официального представления как претендента на титул Наследника. С тем его и отправили в монастырь, дабы там он получил подобающие знания необходимые для дальнейших состязаний. Знаете ли вы, что по диким обычаям Севера Наследником Дома мог стать любой достойный? А фактически – любой избранный Правителем. Кандидатов отбирают иногда с младенчества, иногда привозя из дальних стран, иногда из числа дальних, не устроивших свою жизнь, родственников. Наследником может стать сын, брат, любовник Правителя, словом, кто угодно, доказавший свое отличие в испытаниях, длящихся когда неделю, когда множество лет и начинающихся с момента официального представления. Одним словом, мой Волчонок послушно грыз тростник науки, не жалея себя, с полной уверенностью, что в ближайшее время станет достойным стула Наследника. Каково же было его удивление, когда до монастыря дошли слухи о новом фаворите Правителя. За годы учебы Волчонка сероглазый, невесть откуда взявшийся монах укрепил свои позиции у стула Правителя и занял прочное место в его сердце. Упрекнуть монаха, как не придиралась к нему свита, было не в чем – он не делил ложа с Правителем, ни с кем не портил и не заводил новых отношений, давал мудрые советы, читал в душах как в книгах и во всем оправдывал ожидания. Сына Правителя уже никто не вспоминал, а имя нового претендента не сходило с уст. Отдаю должное храбрости и смекалке Волчонка – он немедленно вернулся домой с намереньем выяснить все.
Я усмехался, слушая его: распря двух соперников – что может быть банальнее. Да, Волчонок должен был унаследовать все по праву крови, если бы его отец-варвар придерживался наших обычаев. Кроме того, он был слабее, моложе и неопытнее своего соперника - знатного плута, но жизнь несправедлива. Ему остается только избрать свой путь и доказать право на существование, а это не более и не менее чем то, что делает каждый из нас. «Теперь, если это не обидит тебя, поведай мне о ваших отношениях с сероглазым пришельцем», - попросил я его. Мальчик закусил губу, раздумывая, как преподнести мне то, что я услышал позже. О, Хранители, спас ли я его, если бы услышал раньше?
«Он враг мне, добрый господин, враг более всех врагов и лишь его смерть успокоит меня», - так сказал невинный мальчик.
«Добрый господин, тот, кого ты видел с Правителем Дома, не человек, но монстр. Отнесись к моим словам с должным вниманием, ибо и ты теперь часть этой истории. Это существо скрывало свою личину до моего прибытия, но почуяв угрозу, открыло себя. Я уловил его смрад, окутавший наши жилища, его холодные сети, опутавшие отца и свиту. С первой беседы противостояние повисло между нами. Я видел ненормальную природу его влияния на людей, на отце оно отразилось больше всего – он лишился эмоций, потерял чувствительность к происходящему. Душа его будто замерзала рядом с нелюдем, он стал непозволительно безразличен ко мне и свите, отсылал всех прочь от спальни и кабинета, чужое присутствие стало обременительным для него и столь редко выпадающие на мою долю ласки прекратились вообще, стоило мне переступить круг личного пространства. Я старался скрыть свои догадки, бродил тенью вокруг наших владений, входил в тан, чтобы услышать чужие мысли, применял множество средств против сглазов и проклятий, обманных зелий и прочих мороков. Несмотря на тщетность моих поисков, монстр вскоре обратил на меня внимание. На пиру я услышал среди шума толпы властный голос в моем сознании: «Давай поиграем». Тогда началось то, что привело меня к тебе, добрый господин. Он пришел в мои покои и сидел в углу, глядя на меня. Я не мог ни прогнать его, ни позвать на помощь – только дрожать, не зная, что в его мыслях. Серые глаза нелюдя, смотрящие на меня ночь за ночью, пока луна не удалится на покой. Так он пытал меня страхом, а наутро заставлял забывать причину этого изматывающего звериного ужаса. Он не жаждал моего тела, не желал взять меня или убить, не ударил ни разу и ни слова не произнес, лишь смотрел, как я мечусь по кровати, как плачу от страха и пачкаю простыни, наслаждаясь моим унижением. Днем же, в чаду усталости я вновь блуждал как тень по Дому, теряя рассудок в поисках причины своей непонятной болезни. Никто не замечал происходящего. Однажды мучитель достиг предела моих сил – я впал в состояние тан, впервые в жизни не по своей воле, а когда очнулся – что было сил прикусил себе руку. Такое простое действие имело неожиданный эффект: разум мой скинул навязчивые путы - я сбежал от мучителя. Но стало лишь хуже. Усталость навалилась на меня, и я заснул где-то в переходах жилища, а очнулся в холодных руках монстра. Он впервые напрямую заговорил со мной. Ему нравилось играть (так он называл то, что вытворял со мной), нравилось наблюдать и контролировать человеческие эмоции, людей он считал забавными тварями, и все мы, обитатели дома Ре, были его зверинцем. Власть монстра была огромна, что он тут же доказал на мне, заставляя исполнять его приказы, и я познал глубину его изощренной фантазии. Тело его не интересовало, я избежал ошейников, цепей и плетей, но разум мой он насиловал, как хотел снова и снова. В какой-то момент я сдался, и душа вырвалась из оков. Меня не было несколько дней, пока монстр играл с моим разумом и телом. Трудно проявить участие, видя себя самого со стороны, когда покидаешь оболочку, но я смог. Я увидел свое тело на полу спальни отца, в моей руке блестел нож, и дыхание спящего должно было остановиться. Возвращение домой было ужасным. Монстр догадался о моей новой возможности покинуть тело, и теперь, оставляя оболочку, я с трудом выскальзывал из липких холодных лап, пытавшихся схватить меня. Но… Есть власть демонов, но есть и власть над демонами. Однажды я сумел приказать себе сбежать из проклятого моего гнезда и пробраться к тебе, добрый господин, сумел, будучи разделенным, оставаться единым – а это сложнее чем ловить форель палочками для еды. И я вновь благодарю тебя за спасение».
Вот такую исповедь пришлось мне услышать. Раздумывать было поздно – мальчик уже перебежал на мою сторону – мне осталось только сжечь мосты. Через час созрел план действий: по словам Волчонка, монстр должен был быть занят церемониями вступления в права Наследника еще пару дней, а значит, у нас есть время унести свои кости отсюда подальше. Мне предстояли спешные сборы, мальчика я уложил спать – дорога будет долгой, нам придется идти быстро – пусть выспится напоследок. Завязывая и зашивая самое необходимое, я смотрел на него спящего… А ведь в эту ночь я должен был лежать рядом с ним. Воображение дорисовало загрубевшие руки рядом с этими бархатными плечами, мой осунувшийся неухоженный профиль в пушистых волосах. Лежали бы рядом… Мертвые. Должны были быть - если бы не милость Хранителей, будем – если удача отвернется от нас. Только бы не стать первым, а потом я сумею решить, на кого потратить последний удар…
И все-таки сон оказался сильнее меня. Поборол прямо на сумках, уткнув лицом в шерсть. А Волчонок оказался на ногах, бодро мастеря что-то из обрезков тряпиц. «Медлить нельзя, малыш, вчера ничего не зависело от нас, а сегодня наши жизни в наших руках, если твоя дорога тебе, бросай забавы и займись делом» - строго отсчитал его я. «Друг мой, я и занят делом – создаю помехи врагу. Не пугай их», - ответил он, указав в темный угол, где скреблись дикие, невесть откуда взявшиеся, грызуны. «Этой штуке я научился в монастыре», - пояснил он, - «может быть она поможет нам. Я привяжу к ним тряпичных кукол и пущу на волю, приказав бежать, это не сложно, надо лишь передать им наш страх. Почуяв его и следы моих мыслей, которые я вложил, создавая кукол, монстр пойдет по ложному следу». «И это поможет нам?» «А ты не хочешь воспользоваться шансом?» Я готов был плясать вокруг костра всю ночь, если бы это спасло наши жизни.
А потом был бег. Долгий, бесконечный бег от собственных мыслей, и когда мои ноги не слушались меня, и я падал в песок или траву, бег продолжался внутри, сердце мчалось вперед, вырывалось из груди с хрипами вздохов. Я расстался с кожей, забыл лицо - я был только ногами и горлом, болью и стремлением. Я видел только цель - она ясным миражем вставала перед глазами, картина, на которой мой мальчик обнимал меня, и нам не нужно бежать, не нужно горячему дыханию вырываться из саднящей груди. Мой Волчонок теперь единственная ценность, единственная красота, единственная мудрость. Я, никчемный бездомный, существую для него, а он, оставивший всю родню в проклятом гнезде своем, существует для меня. Он - центр моего мира, идол моей веры, но нет сил оглянуться на него... нет сил.
Единственной надеждой на спасение был лес у края Досшх. В самой первой моей консолидации рассказывали о денни3, обитающих в этом лесу. Конечно, никто в здравом уме не стал бы связываться с денни, но меня нельзя было назвать здравомыслящим. Не многие могут похвастаться, что им довелось проверить правдивость древних сказаний, но наши жизни в руках легенды. Я должен позвать Дарящего, Правителя денни, блуждающего везде и пребывающего всюду. Люди говорят, что его видят перед смертью и в горячке болезни, и в темной чаще в лунную ночь, он всегда является на зов, даже зов замурованного в каменном мешке, и несет самое желанное зовущему. Самый ценный дар, за который он запросит равновесный выкуп. Владыка лжецов, ибо единственный хранитель правды и царь жадин, исполняющий желания. Если только легенда жива, я позову его, а если он придет – я найду, чем выкупить наше спасение. Чем расплатится за жизнь? За две жизни? За счастье двоих, столь хрупкое, что к нему нельзя прикоснуться, столь прочное, что на нем возводят замки?
Часть 2.
И вот мы уже давно не бежим - мы ползем, делая привалы там, где усталость валит нас, не выбирая места, не заботясь о безопасности. Мы поражены безумием, обречены на безумие, мне страшно открыть глаза, если я увижу, что мы двигаемся по кругу, я убью себя и его. Мальчика, который не стал моим, которого я не отдам другому, бога моего мира, принесшего гибель.
Так думал я тогда, если бред можно назвать думой. Память отказывает мне, до сих пор следующим моим воспоминанием было лицо Дарящего и покой, который он источал. В темном клубке ветвей и корней разливался свет его фонаря, покачивающегося на посохе, мерцающий свет надежды. Правду говорят люди, глава всех денни не отличается от своих собратьев, он так же мал ростом, коротко стрижен и в миловидном лице его сквозят дикие черты, все в нем выдавало иного: и нежная улыбка и жестокое безразличие взгляда.
Я, кажется, взял его за руки и плакал, прося о помощи, бессвязно лепетал как младенец, пока во мне еще оставалось что-то живое, затем последняя капля терзаний покинула меня, и спокойствие наполнило порожний сосуд.
«Ты любишь этого юношу и жаждешь быть с ним» - сказал денни, - «Ты просишь спасения. Я дам его. Что ты готов отдать за это? Что, если я попрошу всю твою жизнь в обмен на одну ночь с ним?» «Я буду счастлив и поблагодарю тебя за щедрость». «Одна ночь с мальчишкой, чьих чувств ты не знаешь? Глупец. У тебя есть шанс исполнить только одну мечту», - тонкие брови сошлись на переносице, лицо денни выражало презрение. «Пусть так. Раз мечте суждено осуществится, пусть будет ей один день от роду, я не имею другой, такой же яростной и страстной. И я не прошу ночи или дня с ним, Дарящий, я прошу нашего спасения и целой жизни вместе. А теперь, если ты все еще считаешь меня глупцом, попробуй придумать, что взять взамен» «А-ха-ха-ха, вот за что я люблю людей, особенно южан», - мелодично рассмеялся хитрец, сверкнув янтарными раскосыми глазами, - «вы никогда не дадите загнать себя в угол! Что же ты не спросишь, где твой возлюбленный сейчас, когда мы так мило болтаем в холодке?» Тут наступила моя очередь смеяться, ибо рядом с денни все заботы, будь даже у вас болотная лихорадка, становятся не важнее золота в пустыне. «Никогда бы не посмел оскорбить тебя подобным вопросом, гостеприимный хозяин! Раз уж ты создал уютную обстановку», - я обвел руками поляну, на которой мы расположились, подушки и ковер, и, к слову сказать, подозрительно клубящиеся контуры этой картинки, - «значит и о моем спутнике ты позаботился» «Твоя правда. Он спит сейчас. Или думает, что спит. И мир вокруг него спит, ведь я, человек, являюсь лишь во снах». С этими словами он поднялся с подушек, на которых мы сидели, и лицо его вмиг изменилось с игривого на серьезное, словно кто-то окликнул его. «Время не ждет, человек, мир скоро проснется, а нам еще нужно заключить сделку. Ваш народ зовет меня Дарящим, это не так. Я Меняла, и обмениваю одну драгоценность на другую, равноценную, потому ваши торговцы возомнили меня щедрым. Еще говорят, что я – жесток, это тоже не правда, ибо денни нет дела до людей, как и вам до нас. И последнее. Если бы у меня был выбор, который я даю тебе, я бы бросил этот посох и ушел туда, где ничто не дышит. Это я сказал тебе, а ты передай другим, чтобы скучной лжи поубавилось в мире, а теперь – к делу».
Я тоже встал, всеми силами пытаясь растравить в сердце смутное волнение, чтобы стряхнуть дурман ауры денни: сейчас решится моя судьба и судьба дорогого мне человека, негоже решать ее на пьяную голову.
«Я дам тебе возможность уйти от погони. Также дам радость жизни с любимым, взамен я потребую один день твоей жизни. Запомни мои слова хорошенько. Один день твоей жизни, и я сам выберу какой. Однажды я приду за долгом, будь ты хоть со звездой на небе, и ты пойдешь со мной туда, куда я прикажу, хоть на дно океана» Лицо его посуровело еще больше, и в голосе послышался вой зимнего ветра в голых ветвях. «Смотри, это денни-ши, души денни, которые не смогли выплатить свой долг при жизни» - он указал на пузатый фонарь на посохе, приглядевшись, я увидел сквозь жатую бумагу ярких маленьких светлячков, бьющихся в стенки своей клетки. В желудке шевельнулось что-то мерзкое, будто я увидел жабу в кувшине, из которого выпил молока. Воистину, прав мудрец, сказавший: рыба не верит птице. Как не прекрасны нелюди, нам не понять их мыслей, и дела их чудны и недоступны разуму. «Так что смирись, и не ищи способа сбежать или обмануть меня. Расплата неизбежна. Согласен ли ты на эти условия?»
Я перебрал в уме его речь, повертел слова и так, и эдак и не смог найти ни одной ловушки. Подписывая такого рода контракты, нельзя быть уверенным, что не продаешь себя в рабство, тем более когда твой партнер - янтарноглазый денни, каждая сладкая улыбка которого обнажает острые клыки. Но других выходов у меня не было, я протянул руку, подтверждая свое согласие. Как только наши ладони соприкоснулись, я ощутит искру, пробежавшую по телу от его пальцев до моего затылка. Это была странная смесь наслаждения и боли, яркая и быстрая, вырвавшая из моего горла постыдное: «Ах!»
Денни наклонил к себе высокий посох, открыл крошечную задвижку на фонаре и выпустил одного светлячка. Тот покружился между нами и полетел куда-то в чащу, сверкнув на прощанье между веток. «Теперь возвращайся к избраннику и радуйся, ибо судьба твоя решена, усни рядом с ним, а я буду охранять ваш сон». Он развернулся и пошел туда, откуда явился, без шороха и хруста ступая по тропинке, которая появлялась из ниоткуда на шаг впереди него. Я едва сообразил последовать за ним, как силуэт его пропал из виду, и мне пришлось пробираться через кустарник, ориентируясь на свет фонаря.
Даже нелюдей связывает слово. Через краткое время я спал, обнимая свернувшегося клубочком Волчонка, и видел сон, в котором сидел у костра в нескольких шагах от места, где мы заснули и смотрел через огонь на сидящего напротив денни. Посоха не было при нем, он выглядел грустным и усталым, а я почему-то, как нередко бывает во снах, считал его близким другом. Мы запросто беседовали о ерунде, вроде основ мира, когда я решил расспросить о его странном ремесле.
- И что же, ты всегда приходишь на зов? Исполняешь любые желания? Как же велика твоя сила?
- Не больше, чем у сельского судьи.
- Значит ли это, что должник, которого ты выпустил из неволи, сейчас занят спасением наших бренных тел?
-Понимай, как хочешь, а ваши тела сейчас покоятся под тем кустом, - он махнул рукавом в сторону, - не советую проверять это, если не хочешь испытывать свое здоровье.
- Правду говорят, что ты живешь вечно и путешествуешь меж мирами?
- Вечно или нет, но на каждый век хватит. А того, кто так горазд выдумывать, я бы лишил языка, чтоб увидеть, как его распирают невысказанные фантазии.
- Ты сказал, что возьмешь равноценное. Как один день, положенный на чашу весов, равен всей жизни?
- Потому что так и есть. Один день обрывает жизнь, один день начинает ее. Один день способен повернуть колесо Судьбы, как ты сможешь сказать, что сегодня для тебя важнее, чем завтра? Будущее туманно.
- Если меня принесут в жертву завтра, сегодняшний день для меня важнее. Если через луну я встречусь со своим любимым, этот день самый важный в жизни. Если гадалка советовала мне остерегаться пятого дня пути, я прерву его на четвертом.
- Приведи ко мне свою гадалку, я посмеюсь над ней от души. А я зажигаю только свой фонарь, так станешь ли утверждать, что знаешь мысли зажигающего солнце?
Так мы беседовали под треск поленьев, и этот сон запомнился мне не более чем любой другой.
А на утро я проснулся в тепле объятий и звуках пробуждающегося леса. Вот моя цель - она ясным миражем встает перед глазами, картина на которой мой мальчик обнимает меня и нам не нужно бежать, не нужно вырываться с горячим дыханием из саднящей груди…
-Мальчик мой, мы спасены. Чего ты хочешь сейчас? Ты голоден? – я шептал в маленькую раковинку ушка, щекоча губами бархатную кожу.
-Я хочу тебя, - услышал я ответ.
Пришло время осуществить наше желание. Дарящий сдержит слово, и никто не будет угрожать нам. Это были мои последние мысли перед тем, как разум захватила страсть. Избыточная страсть, переполнила тело жаждой, рот слюной и плоть томлением. Это словно ураган, я вынужден был остановиться, отвести взгляд от желанного, иначе рисковал задохнуться. Как странно смущаться сейчас, когда наше время пришло. Волчонок смотрел на меня робко и доверчиво, не зная, что ему делать. Мне пришлось усадить его на колени и объяснить, какую игру я люблю больше всего, ему нужно только быть собой – смущенным и любопытным, пока я медленно освобожу его от пут натанья, развяжу соха, обнажая узкие бедра. В детстве, когда уважаемый наставник преподнес первый в моей жизни подарок, он замотал его в шесть кусков расписного шелка, так, что я долго дрожащими руками разворачивал его. Сердце билось громко и часто, а наставник рассмеялся и сказал: «Теперь я знаю, что доставит тебе радость». Узкие красные ленты соскальзывали с теплой кожи, виток за витком, мой язык продолжал этот путь, от кончиков пальцев, затянувшихся новой розовой кожей к изящным ключицам, к трепещущей шейке. Покрыть это тельце укусами, написать свое имя на горячей коже, чтобы никто не смог околдовать его, о, хранители, не дайте мне причинить ему боль, мой голод рвется наружу зверем. Наверное, я был бы с ним жесток, если бы мальчик дрожал и скромно прикрывался, но Волчонок оказался не из таких. Маленькие ладошки не пожелали ждать, пока я наиграюсь, мальчишка схватил меня за волосы и выгнулся как кошка, подставляя грудь под ласки, срывая ленты с возбужденных сосков. О-о-о… Этот пряный вкус! Я осыплю тебя лепестками роз и лилий - нимфеи не достойны касаться твоих ног… Он вывернулся из моих объятий и уперся ладошками в траву. Этот вид: туго стянутые шелком ребра и обнаженные ягодицы! Быстрее подготовить его для меня и взять, больше нет ничего в этом мире, только он и я.
Когда я, наконец, проник в жаркую глубину и стал в одночасье морем и небом, землей и огнем, словно первый бог, создающий вселенную, что-то отвлекло меня, я оторвал взгляд от изящной спины мальчика. На краю нашей поляны, отведя рукой ветви папоротника, стоял высокий монах, глядя на меня в упор серыми пустыми глазами.
Враг в нескольких шагах, когда мы обнажены и беззащитны, где же справедливость, боги и силы?!
Нет, ты не отнимешь его у меня. Страх умер, ярость родилась. Я приподнял голову мальчика, притягивая его к себе, осторожно двигаясь в нем, меняя угол проникновения, содрогающееся нежное тельце выгнулось. Я обхватил его горло, прислушался к всхлипам и, поймав ритм, провел языком за ушком и толкнулся в раковину, мальчик застонал громко и сладко, я еле успел перехватить его руку, потянувшуюся к низу вздрагивающего живота. Нет, пусть наслаждение будет полным! А ты, тварь, полудемон, смотри на нас! Смотри, как нежна кожа моего любимого, как он вздрагивает подо мной, как истекает влагой... Слушай, бессильный, хладный, как он стонет, как просит меня быть милосердным и взять его скорей. Не смей отводить взгляда, рожденный змеей и пауком! Сейчас мы приблизимся к развязке. Я наклоню его и заставлю прогнуться в спине еще глубже, чтобы тебе было видно все. Только твое присутствие позволит мне испытать сильнейший экстаз.
Крик разнесся, кажется, на весь лес и вновь вернулся к нам. Под тенью деревьев стояли двое: сероглазый враг и Дарящий, с нежной улыбкой выглядывающий из-за его спины. Шарлатан, лесной кот, что ты придумал? А провалитесь в тартар оба! Я погружался в сон, навеянный кем-то, сжимая в объятьях мое сокровище.
Как говорят в таких случаях базарные сказочники? «Луна отвернулась, а Солнце закрыло глаза»
Проснулись мы поздним вечером, на закате. Наши вещи, кроме тех, что пришлось бы вытаскивать из-под нас, были собраны, увязаны и недвусмысленно сложены у тропы, обильный ужин ждал на траве. Мы молчали, пока приводили себя в порядок, ели, стараясь поторапливаться. Гостеприимство денни подходило к концу, пора убираться подобру-поздорову, пока меня не втянули в новую сделку.
Для помятого Волчонка нашлась заживляющая мазь, так что мы смогли продолжить путь. Всю дорогу вокруг нас кто-то шептался и хихикал, так что я не выдержал и попросил невидимых сопровождающих провести нас лесом в ближайшее жилье. Степь Досшх перестала быть заманчивой целью, сердце жаждало покоя, уюта и человеческого соседства. Эти демоны и денни, век бы не встречать их!
Вот такая дикая история случилась со мной, верьте или нет.
Вам интересно как я расплатился с Дарящим?
Через несколько лун мы с Волчонком остановились на несколько дней в большой хане. Теперь мы направлялись на юг, к монастырям и храмам Аль-Ради. Пришло время осесть и уступить место кочевника какому-нибудь молодому войну без крова, я уже не так бодр. Все чаще меня посещали мысли о собственной крыше над головой, об очаге, о прохладных бассейнах и сытной пище. Я делился своими мечтами с мальчиком, ища в его глазах согласие. Волчонок чувствовал себя вполне комфортно под моим крылом, охотно помогал в делах, а в свободное время резвился и демонстрировал фокусы, которым выучился в монастыре. Сущий ребенок, он мог плескаться в озере, переполошив водоносов, а потом бежать, едва прикрывшись, ко мне через весь берег, нимало не заботясь о приличиях. Его все интересовало, любопытная мордашка мелькала тут и там, то среди погонщиков, то в лавке гончара. Он успокаивался вечером, садясь пить чай вместе с другими постояльцами как «взрослый», словно готовясь к нашим ночным играм, в которых быстро поднаторел.
В одну из таких ночей настал срок отдать мой долг. Дарящий явился за мной во всем великолепии ритуальных одежд, осветив фонарем беленые стены комнаты. Мой мальчик безмятежно спал, когда я оделся и вышел из комнаты, оставляя за спиной теплое место под его боком, спящую хану, притихшее селение.
Следующим вечером я вернулся. Вы удивитесь, но я вернулся из общества денни живым и здоровым, не прошло семи лет или девяти веков, и вошел я в то же селение, в ту же хану. Ничего магического не случилось. Волчонка в комнате не было, а на столике я нашел записку, написанную кисточкой для подводки глаз. Мальчик писал, что ушел с караваном на восток, чтобы обучаться в храме Нартхатт. Караван-баши оказался знакомым его отца и принял Волчонка как родного. Мой возлюбленный просил не искать его, не печалится за его судьбу и горячо благодарил меня за заботу.
Так закончилась эта история.
1средняя продолжительность жизни людей в описываемом мире 150 оборотов вокруг солнца, большая часть времени – зрелый репродуктивный период
натанье2- узкие полоски ткани, обычно специально вытканные с утком из эластичных волокон. Используется в качестве нижнего белья, бинтов и т.п.
денни3 – «лесной народец» - герои многих сказок и легенд, существа, обитающие в лесах.
Автор: Ирвин
Бета: Ксения Беглякова
Жанр: фентези-слеш
Рейтинг: R
Размер: макси
Состояние: закончен
Дисклеймер: права принадлежат автору
Примечание: войдет в сборник сборник "Избранное из сказок, легенд и историй Юга"
Описание: Рассказ путника о нескольких событиях в его жизни, в которые вмешиваются мистика, ненависть и любовь.
Для кочевника дорога – это жизнь. Не только путь тела от рождения до смерти, но и путь разума от первой мысли до последней, от детского любопытства до старческой мудрости. Избирая дорогу, мы решаем каким способом будем выживать в этом прекрасном и равнодушном мире. Ученый древности как-то сравнил наш мир с курящим траву хозяином придорожной ханы1 – он рад всем и всех пускает под свою крышу, давая равный шанс, но в его радушии только дурман терпкого дыма. Ему безразличны судьбы посетителей: кто будет ограблен, кто проиграется, а кто уйдет сытым и довольным.
И эта хана - где мы с вами, мои друзья, остановились на долгую ночь - маленький слепок с нашего мира. Вот суровые воины, неспешно доедающие ужин – им еще предстоит долгий путь и сейчас они наслаждаются вкусной едой и покоем. На обветренных лицах нет-нет да скользнет улыбка предвкушения сна на мягких тюфяках под крышей просторной комнаты. Один из них уже давно не сводит глаз с юноши, разливающего напитки. Мокрая прядка прилипла ко лбу паренька, он тщетно пытается смахнуть ее запястьем между делом, не видя пристального взгляда, не ища внимания постояльцев, его любовь трудно завоевать - маленький нож поблескивает за расшитым поясом соха2.
Разные люди собрался в ночном полумраке ханы. С добрым намереньем или злым… А может и не люди вовсе? Приглядитесь к темным углам… Вот сам собой шевельнулся подол соха неподвижной персоны за стойкой. А тот закутан в черный шелк с головы до пят. Улыбка игрока в кости больше смахивает на оскал: в неровном свете жаровни сверкнул острый кончик клыка. Эй, друг! Воображение играет с тобой в шарады! Выпей-ка прохладной воды, да подыши воздухом! Но стоит ли выходить ночью за ворота жилья? Не лучше ли остаться и послушать истории, что слышатся со всех сторон, словно на базаре богатого селения. Здесь с тебя не возьмут ни дзина3 , только найди себе место на подушках да спроси у хорошенького чинсея4 горячего кофе.
Интересная компания заняла столик у стены: трое путников непохожих друг на друга как камушки в мешке предсказателя. Один из тех, кого зовут «закопченными» - так пропиталась его кожа запахами костра в степи, потемнела от глины и пыли. Под дорожной паркой5 скрылось одеяние война, волосы наскоро расчесаны и прихвачены полоской натанья только из уважения к общественному месту. Лицо спокойно и сурово одновременно, затуманено усталостью, но еще молодо. Его сотрапезник – полная противоположность. В контраст пыльно-серой парке война – ворох цветного шелка, расшитого и расписанного, словно покров танцовщицы, верхнее платье закрывает его до самых сандалий. О, этот монах не мог прийти сюда пешком, его храм, несомненно, снарядил целый караван, чтобы уберечь такое сокровище. Но бьюсь об заклад, свитки и артефакты в его ларцах дороже одеяния, потому этот моложавый холеный старик не кичится нарядом, не гордится гладким, как маска, лицом со сведенными морщинами, в его глазах лишь печаль и покой. Он ученый, хранитель древних исторических6 знаний. Третья персона особенно примечательна тем, что не имеет ничего примечательного. Невнятный темный силуэт, закутанное, как только можно, лицо... Житель пустынь или изуродованный болезнью?
Вот на их низком столике появился набор для игры в «Честного пьяницу». Маленькие чашечки наполнили горькой настойкой. Сейчас все трое опрокинут свой напиток в горло и тот, кто замешкается или закашляется, неловко вдохнув крепких паров, должен будет рассказать историю своей жизни, покаяться как на алтаре и выдать чистую правду. Из уважения к нему остальные будут молчать, даже если рассказчик укоротит ночь наполовину. Завтра путники разойдутся, забудут друг друга и никогда не встретятся вновь, груз чужих слов никто не унесет с собой, он останется в хане, растворенный в горькой настойке, разнесется по воздуху на сотни пеших переходов вокруг.
хана1- гостиница, харчевня.
соха2- предмет мужской одежды, представляет собой кусок ткани, обернутой или собранной вокруг бедер на подобии юбки. Цвет, длина и способ завязывания указывает на принадлежность к расе, статус, возраст ее обладателя. Также может использоваться для любых нужд; по верованию, обладает магической силой.
дзин3- мера веса, золотая монета.
чинсея4 – букв. –«учитель чайника». От «чин» - емкость для приготовления напитка и «сея» - обучать, воспитывать, создавать. Обращение к человеку, приготавливающему или разливающему напитки, как хозяину дома, угощающему гостей, так и торговцу в розлив.
парка5- просторная верхняя одежда простого кроя, обычно является частью одеяния монахов, символизируя простор мысли и мирный образ жизни в противовес облегающей тело одежде воинов.
исторический6 – период расцвета цивилизации, когда народами велась письменная история.
*********************************************************************************
Я проиграл, и история моя будет первой.
Часть 1.
Отца я не помню, а матери никогда не знал. В наследство мне досталось имя, мать подарила мне первый поцелуй, а отец – первую пеленку. Монастырь, где я воспитывался, был так беден, что все богатство, что я приобрел там, заключалось в мозолях. Мозолях на руках и на пятках, на шее и на плечах… еще синяки, но эта ценность была переходящей у всех воспитанников .
Так что по истечении восемнадцатой весны мой уважаемый наставник окинул меня внимательным взглядом и пожелал удачи на всех дорогах, вручив заботам Хранителей, ибо родной монастырь в услугах моих не нуждался. В Городе я никогда не был, но доподлинно знал о своей бесплодности, а значит, на приют в деревнях не смел рассчитывать. Храмов, бань и других заведений в наших краях не было, потому в первой же чай–хане я вступил в консолидацию Хэйре, предложив новой семье талант охотника, удачу разведчика, и пусть не очень привлекательное, но молодое тело. Лидер был ко мне благосклонен, дополнив мои знания бесценными подробностями во все областях на которые поскупились мои уважаемые учителя и наставник, жалея нежность тела и души. Таки или иначе к семидесяти солнцам моей жизни 1я стал тертым калачом и крепким воином и зарекся вступать в консолидации, по крайней мере, на равнинах Юга.
История эта произошла на дороге Ша-Дохсшк, на пути заброшенном и далеком от традиций воинов-кочевников. Дорогу эту я проходил прежде и знал все Норы и Пристанища, на которые не так щедры те места. Да обличат ложь Хранители, кочевал я мирно и праведно, не шаля в Пристанищах и ухаживая за Норами, беря у Матери нашей пищу по нужде и подносил долю стихиям. На третью луну пути мой ночлег пришелся на Нору Хоря, очень удобную землянку, обеспеченную моими предшественниками (да пошлет им Судьба дорогу легкую, а суму тяжелую) всей необходимой утварью.
Я рассчитывал провести здесь пять дней, отдохнуть и привести в порядок поклажу, а заодно пополнить припасы перед долгим переходом через край степи Дохсшк. Однако покоя я не обрел. Дурные сны промучили меня первую и вторую ночь. Суеверие заставило меня очистить мой «дом» и помолится, но и это не помогло. На третью ночь я проснулся от тихого и протяжного воя.
Не буду врать, что мои отросшие волосы ни разу не встали дыбом, пока я натягивал щитки и творил заклятия, выуживая их из скудных запасов памяти. Но я не был бы истинным южанином, если бы после истерик и причитаний не выскочил навстречу неизвестному, положившись лишь на помощь Хранителей. Поорав для острастки на неведанного врага и помахав факелом вокруг землянки, я вновь прислушался. Вой был столь же отчетлив, издававший эти странные звуки не сдвинулся ни на шаг, несмотря на мое красочное представление. Не оставалось ничего иного, кроме как обнаружить его, ибо я не хотел провести еще ночь в страхе. Напряжение всех чувств и скромное знание некоторых техник убедило меня, что рядом живое существо из плоти и крови, сердце его бьется, роста он малого и силы его на исходе. Одним взмахом я срезал куст, под которым пряталось существо.
И… увидел грязного, сидевшего на корточках по-собачьи мальчика. Волосы его были спутаны и закрывали лицо, одежда разорвана, колени и кончики пальцев кровоточили. Я еще разглядывал его, когда он приподнял лицо и издал тот самый пугающий меня вой. Как только Хранители удержали меня от удара! Я искренне желал убить мерзкого безумца. Меня воспитали в ненависти ко всем видам безумия, наставляя убивать помешанных, кем бы они ни были, ибо они колеблют космические устои мира. Но рука моя остановилась. Мальчик не реагировал на события вокруг, не показывал агрессии, он мог быть жертвой чьей-то жестокости. Преодолев отвращение, я повернул к себе его лицо. Челюсти под моей рукой были сведены жестокой судорогой, вой – единственный звук, который несчастный мог издать. Я попробовал поднять его, чтобы подвести к Норе, к свету, но он не слушался моих жестов. Ко входу я подтащил его силой, освятил и втолкнул внутрь, затем пришлось проявить ловкость, забежав вслед за ним, развернувшись и бросив нож в дверной косяк у его уха. Не мог же я позволить странному гостю притащить в мой «дом» своих демонов! Мальчишка, как и прежде, не реагировал. « В трансе или хмелю ядовитых трав», - подумал я, с сожалением осматривая худую фигурку. Тут мой гость зашевелился и по-звериному принялся обнюхиваться, его руки зашарили по земле, подобно рукам слепого, он повернул голову ко мне и издал краткий зовущий звук. Ну этого я не мог вынести! Подбежав к мальчику с намереньем дать пощечину, окатить водой или сделать еще что-то, чтобы вывести его из транса, я изумленно уставился на его глаза. Огромные черные зрачки слепо таращились на меня. «Да он в состоянии тан!». Ясно. Он не видит предметы и события этого мира, но в его сознании они находят иное воплощение. Звук кажется вспышкой, речь – теплом, запах – ярким образом.
«Мальчик! Мальчик! Не бойся. Сейчас я умою тебя». Он показался мне забавной игрушкой: непонимающий, дезориентированный в нашем тварном мире. Больших трудов стоило привести его внешний вид в порядок, впрочем, я не очень-то заботлив от природы и никогда не имел собственных учеников. Тряпки, что служили ему одеждой, так и остались нетронутыми, да и негде было выстирать их, а своей одеждой я не стал бы делится и с близким, большая часть ткани к тому дню пошла на натанье2. В общем, преображение заключалось в смазанных бальзамом ранках и участках чистой кожи на лице и руках. Малыш сидел на полу, взъерошенный и растерянный, сознание его блуждало далеко. Все попытки дозваться закончились неудачей, в расстройстве я даже ударил его по лицу, но на это он ответил таким яростным укусом, что на мгновение мне показалось – он пришел в себя. Однако это была лишь защита. Что же с ним делать? Как накормить, уложить спать? Куда девать лишний рот, да еще принадлежавший безумцу? От него нет пользы, а я лучше утоплюсь в умывальнике, чем разделю путь с никчемным мальчишкой, которого, не дайте Хранители, еще и на поводке придется вести! Эта мысль так позабавила меня, что я погладил его по голове, словно щенка. На удивление мальчик прислушался к чему-то внутри себя и вдруг аккуратно и ловко ухватил мои пальцы зубами. Конечно, я был шокирован, ощутив нежность его рта, но его зубы быстро разогнали фривольные мысли. Волчонок - так я стал называть его про себя - всего лишь отчаянно хотел есть. Уж не питался ли он сырым мясом, подобно зверю? Ну уж нет! Этот щенок будет послушным! Я решил воспитывать его до тех пор, пока разум не вернется к нему, как воспитывают собаку. И в первую очередь достал припасенную драгоценность – копченое мясо.
Очень жалко тратить такую добрую пищу на странные игры с Волчонком, но мясо сотворило с ним чудеса. За кусочек лакомства, который он каким-то чудом чуял, мальчишка позволял мне вытворять с ним что угодно. Теперь я мог не только гладить его волосы и держать за руки, не боясь быть искусанным, но даже звать его. Мальчик напрягался всем существом и пытался идти на зов, мычал что-то в ответ.
Я решил проверить, насколько он доверяет мне. Поводил перед его лицом кусочком мяса, но не позволил взять, лишь провел по лицу ладонью, пальцами заставив губы раскрыться. Волчонок терпел мои домогательства, лишь робко поскуливая, позволив даже раздеть и приласкать испещренное ссадинами тело. В его лице мне показалось любопытство, смущение, испуг, хотя я не мог поверить в его невинность. В таком возрасте он сам мог быть отцом. Известно как к этому относятся южане: мужчины, зная, как рано людей нашей расы настигает бесплодие, стремятся взять семя мальчиков в первый же день инициации. Я видел воинов, блистающих силой на тренировках и нянчивших внуков в перерывах, когда отцы этих детей учились каллиграфии или играли в камушки во дворе… Такие зрелища всегда наводят печаль. Мудрец сказал: «Кочевники – душа нашего народа, бегущая от своих проблем, ищущая в тоске утешения, как монах ищет дом в странствиях»
Волчонок занимал все мои мысли еще несколько солнц. Он, кажется, оттаял душой или услышал меня на границе своих грез – стал послушным и тихим. Я часто говорил с ним, прикасался к нему, рассказывал что-то ободряющее, и выражение его лица становилось более осмысленным. Дела не давали мне проводить с ним все время, однажды вечером, вернувшись с охоты, я обнаружил его сидящим у туалетного столика (да, в Норе Хоря есть и такие удобства). Он расчесывал спутанные волосы. Его взгляд был спокоен и холоден, будто разум его никогда и не мутнел. Бросив добычу, я рассматривал его со стороны... Это был не мой Волчонок, нет, это был красивый юноша, страдавший и победивший – именно тот тип, в который я мог бы влюбиться, встретив его в песчаной пустыне, в шатре на шелковых подушках, в ароматных завитках благовоний. Я попробовал приблизиться к нему тихо, как мог, но гребень выпал из его рук и на лицо вернулось выражение тупой тоски. Взгляд рассеялся, он вновь ушел в далекие миры. Чуда не произошло. Хотя, как знать? Кое- что случилось именно тогда... Мальчик понравился мне. Он уже не обуза, не игрушка для меня, я хочу видеть его здоровым и сильным, услышать смех на этих нежных губах.
Влюбленный старший брат и влюбленный мужчина боролись внутри меня. Я то порывался соорудить ему ложе поудобней, то тащил свой тюфяк в его угол. Теперь я точно знал, что нам можно спать вместе, потому что он – не демон, и что мы проснемся в объятьях, потому что я – не святой. Гибкое худое смуглое тело уже не было жалким, в лице я находил следы скрытой безумием красоты. Теперь малыш сидел в своем углу умытый и причесанный, его одежду я починил, и новое красное натанье с шелковыми нитями обвивало его руки и ноги. Я постеснялся украсить его по своему вкусу, не зная его традиций, запретов и оберегов, но все же надел на шею цепочку со своим знаком – на счастье и удачу. Его неуместная невинность сильно смущала меня, долго сдерживать свои желания я не мог и не видел в этом смысла. Может быть любой проходящий монах назвал бы меня невеждой и деревенщиной, но искусству любви я успел обучиться. За это спасибо уважаемому наставнику, который, застукав меня однажды с юным учеником (большим любителем визжать без причины), крепко прошелся веером по моей шее и повел в свою комнату – обучать «зрелый плод». Так что для Волчонка я стал бы подарком. Видимо несчастный был так одинок, что некому было правильно воспитать его.
Мысли о «бедном сироте» так растрогали меня, что идея устроить ему лучший в жизни урок созрела уже к вечеру.
Итак, ночь обещала быть бурной. Приготовления к ней заняли половину вечера. Каким же я был дураком, когда сооружал первое в жизни Волчонка ложе, начищал все вокруг, начисто забыв об осторожности, о долге старшего, об охране нашего временного жилища. Целый отряд мог бы подобраться к Норе и взять нас тепленькими, прежде чем я задумался бы почесать за левым ухом. Малыш с потерявшимся разумом был мудрее меня. Только я протянул руку, чтобы коснуться его, теперь уже чистых, волос, как мальчик занервничал, насторожился, закрутил головой и забился в угол. Что я подумал тогда? Что делаю что-то не так, или мой подопечный вздумал сражаться с какими-нибудь зелеными тварями в своей голове. Разве возбужденному идиоту приходит на ум, что всеобщая страсть горит внутри него одного? Я вздумал его учить! Отнять у Хранителей нашей общей Судьбы девственность Волчонка, будто то, что предназначено высшему может принадлежать человеку!
Что происходит на самом деле я понял, лишь когда они подошли к самому порогу.
Множество. Войны. Вооружены, и шли к нам долго и целенаправленно. О, я накликал беду тщеславием.
Дверь распахнулась, чтобы открыть вошедшим картину моего позора: мужчина, обнимающий мальчика, полураздетый воин, безоружный, в смятении, с юным телом на руках. Если б мне дали мешок, чтобы засунуть в него голову и притворится спящим!
Вошедший первым остановился в замешательстве. Высокий рост, осанка, сильное движение рук выдавало в нем опытного война. Одежда и прическа – лидера, а лицо – отца моего Волчонка. Это я успел разобрать с первым ударом сердца, ни крашеные волосы, ни шрамы не обманули меня - ближайший родственник моей маленькой невинной жертвы стоял на пороге, и ручка двери накалялась от безмолвного гнева. Что ж... я южанин, демон побери, и первая мысль промчалась мышью в моей голове с криком: «Куда скрыться?!», вторая пробежала лисицей: «Не пойман – не вор», и третья ввалилась медведем – «Стучаться надо!» Волчонок был моей добычей, и я не спешил вернуть его в лоно рода. Пока я с оскорбленным видом придумывал, как выгадать время, из-за спины лидера появился интереснейший субъект. Молодой, высокий и стройный, убором и одеждой напоминавший скорее монаха, чем война, пришлый человек мог показаться привлекательным, если бы не взгляд. Серые, бесцветные глаза скользнули по стенам Норы, по мне, не делая различий, и остановились на Волчонке.
Молчание стало слишком тяжелым для меня, не знавшего ждать ли нападения и хвататься за меч, не теряя драгоценных минут, или же учтиво поклониться незваным гостям. Наконец лидер заговорил. Бесстрастным голосом он сообщил мне, что является правителем Дома к востоку от этой Норы, живет по северным обычаям, а юноша, - прибывающий ныне в моих объятьях – его потерявшийся сын. Этого было более чем любезно с его стороны: не перерезать мне глотку, не объяснив предварительно, за что и по какой причине я сгину. Мне даже дали шанс открыть рот для более или менее разумных пояснений, когда новая неожиданность потрясла меня: Волчонок заговорил.
Видно мои Хранители затеяли в идейном мире знатную пьянку. Волчонок ясно и разумно заявил, что находится в Норе по своему желанию, что обязан мне радушным приемом и заботой, сейчас извиняется за причиненные всем нам неудобства и намерен остаться в Норе с разрешения ее временного хозяина, которое я, разумеется, немедленно дал ему. Что ж, пришельцам ничего не оставалось, как извиниться в свою очередь и покинуть Нору. По замешательству лидера и его свиты я понял, что мой малыш впервые в жизни предъявил права на свою свободу. «А теперь объясни мне, что тут творится?» - воскликнул я немедленно, как только дверь закрылась за ними. Мальчишка понурил голову и признался, что уже несколько солнц как притворяется неразумным, пользуясь моим расположением и заботой. Его крайне заинтересовали и еда, и возможность помыться, а также обещанные мной уроки любви. Шельмец и дальше бы обманывал меня, сколько мог. В свое оправдание он заявил, что искренне молился за мою удачу и моих Хранителей и отработал бы все затраты своим телом, как только научился доставлять мне удовольствие. Эти наивные доводы так рассмешили меня, что я и не думал злиться. Будучи на его месте я сам бы поступил также, так пусть Волчонок потешит меня рассказом о своих приключениях.
Идея быть со мной откровенным до конца не вдохновила его. Отведя глаза, он поведал мне о своем отце – Правителе Дома Рэ, его избраннике – монахе с серыми глазами, и себе самом, а также о том, что их связывало. Кратко история его была такова.
Будучи единственным сыном Правителя, по традициям севера, мальчик становился главным претендентом на роль наследника Дома Рэ. Вместе с Домом он получал многочисленные богатства, землю и власть над свитой. Мальчика воспитывали дома (вот же варварские обычаи) до официального представления как претендента на титул Наследника. С тем его и отправили в монастырь, дабы там он получил подобающие знания необходимые для дальнейших состязаний. Знаете ли вы, что по диким обычаям Севера Наследником Дома мог стать любой достойный? А фактически – любой избранный Правителем. Кандидатов отбирают иногда с младенчества, иногда привозя из дальних стран, иногда из числа дальних, не устроивших свою жизнь, родственников. Наследником может стать сын, брат, любовник Правителя, словом, кто угодно, доказавший свое отличие в испытаниях, длящихся когда неделю, когда множество лет и начинающихся с момента официального представления. Одним словом, мой Волчонок послушно грыз тростник науки, не жалея себя, с полной уверенностью, что в ближайшее время станет достойным стула Наследника. Каково же было его удивление, когда до монастыря дошли слухи о новом фаворите Правителя. За годы учебы Волчонка сероглазый, невесть откуда взявшийся монах укрепил свои позиции у стула Правителя и занял прочное место в его сердце. Упрекнуть монаха, как не придиралась к нему свита, было не в чем – он не делил ложа с Правителем, ни с кем не портил и не заводил новых отношений, давал мудрые советы, читал в душах как в книгах и во всем оправдывал ожидания. Сына Правителя уже никто не вспоминал, а имя нового претендента не сходило с уст. Отдаю должное храбрости и смекалке Волчонка – он немедленно вернулся домой с намереньем выяснить все.
Я усмехался, слушая его: распря двух соперников – что может быть банальнее. Да, Волчонок должен был унаследовать все по праву крови, если бы его отец-варвар придерживался наших обычаев. Кроме того, он был слабее, моложе и неопытнее своего соперника - знатного плута, но жизнь несправедлива. Ему остается только избрать свой путь и доказать право на существование, а это не более и не менее чем то, что делает каждый из нас. «Теперь, если это не обидит тебя, поведай мне о ваших отношениях с сероглазым пришельцем», - попросил я его. Мальчик закусил губу, раздумывая, как преподнести мне то, что я услышал позже. О, Хранители, спас ли я его, если бы услышал раньше?
«Он враг мне, добрый господин, враг более всех врагов и лишь его смерть успокоит меня», - так сказал невинный мальчик.
«Добрый господин, тот, кого ты видел с Правителем Дома, не человек, но монстр. Отнесись к моим словам с должным вниманием, ибо и ты теперь часть этой истории. Это существо скрывало свою личину до моего прибытия, но почуяв угрозу, открыло себя. Я уловил его смрад, окутавший наши жилища, его холодные сети, опутавшие отца и свиту. С первой беседы противостояние повисло между нами. Я видел ненормальную природу его влияния на людей, на отце оно отразилось больше всего – он лишился эмоций, потерял чувствительность к происходящему. Душа его будто замерзала рядом с нелюдем, он стал непозволительно безразличен ко мне и свите, отсылал всех прочь от спальни и кабинета, чужое присутствие стало обременительным для него и столь редко выпадающие на мою долю ласки прекратились вообще, стоило мне переступить круг личного пространства. Я старался скрыть свои догадки, бродил тенью вокруг наших владений, входил в тан, чтобы услышать чужие мысли, применял множество средств против сглазов и проклятий, обманных зелий и прочих мороков. Несмотря на тщетность моих поисков, монстр вскоре обратил на меня внимание. На пиру я услышал среди шума толпы властный голос в моем сознании: «Давай поиграем». Тогда началось то, что привело меня к тебе, добрый господин. Он пришел в мои покои и сидел в углу, глядя на меня. Я не мог ни прогнать его, ни позвать на помощь – только дрожать, не зная, что в его мыслях. Серые глаза нелюдя, смотрящие на меня ночь за ночью, пока луна не удалится на покой. Так он пытал меня страхом, а наутро заставлял забывать причину этого изматывающего звериного ужаса. Он не жаждал моего тела, не желал взять меня или убить, не ударил ни разу и ни слова не произнес, лишь смотрел, как я мечусь по кровати, как плачу от страха и пачкаю простыни, наслаждаясь моим унижением. Днем же, в чаду усталости я вновь блуждал как тень по Дому, теряя рассудок в поисках причины своей непонятной болезни. Никто не замечал происходящего. Однажды мучитель достиг предела моих сил – я впал в состояние тан, впервые в жизни не по своей воле, а когда очнулся – что было сил прикусил себе руку. Такое простое действие имело неожиданный эффект: разум мой скинул навязчивые путы - я сбежал от мучителя. Но стало лишь хуже. Усталость навалилась на меня, и я заснул где-то в переходах жилища, а очнулся в холодных руках монстра. Он впервые напрямую заговорил со мной. Ему нравилось играть (так он называл то, что вытворял со мной), нравилось наблюдать и контролировать человеческие эмоции, людей он считал забавными тварями, и все мы, обитатели дома Ре, были его зверинцем. Власть монстра была огромна, что он тут же доказал на мне, заставляя исполнять его приказы, и я познал глубину его изощренной фантазии. Тело его не интересовало, я избежал ошейников, цепей и плетей, но разум мой он насиловал, как хотел снова и снова. В какой-то момент я сдался, и душа вырвалась из оков. Меня не было несколько дней, пока монстр играл с моим разумом и телом. Трудно проявить участие, видя себя самого со стороны, когда покидаешь оболочку, но я смог. Я увидел свое тело на полу спальни отца, в моей руке блестел нож, и дыхание спящего должно было остановиться. Возвращение домой было ужасным. Монстр догадался о моей новой возможности покинуть тело, и теперь, оставляя оболочку, я с трудом выскальзывал из липких холодных лап, пытавшихся схватить меня. Но… Есть власть демонов, но есть и власть над демонами. Однажды я сумел приказать себе сбежать из проклятого моего гнезда и пробраться к тебе, добрый господин, сумел, будучи разделенным, оставаться единым – а это сложнее чем ловить форель палочками для еды. И я вновь благодарю тебя за спасение».
Вот такую исповедь пришлось мне услышать. Раздумывать было поздно – мальчик уже перебежал на мою сторону – мне осталось только сжечь мосты. Через час созрел план действий: по словам Волчонка, монстр должен был быть занят церемониями вступления в права Наследника еще пару дней, а значит, у нас есть время унести свои кости отсюда подальше. Мне предстояли спешные сборы, мальчика я уложил спать – дорога будет долгой, нам придется идти быстро – пусть выспится напоследок. Завязывая и зашивая самое необходимое, я смотрел на него спящего… А ведь в эту ночь я должен был лежать рядом с ним. Воображение дорисовало загрубевшие руки рядом с этими бархатными плечами, мой осунувшийся неухоженный профиль в пушистых волосах. Лежали бы рядом… Мертвые. Должны были быть - если бы не милость Хранителей, будем – если удача отвернется от нас. Только бы не стать первым, а потом я сумею решить, на кого потратить последний удар…
И все-таки сон оказался сильнее меня. Поборол прямо на сумках, уткнув лицом в шерсть. А Волчонок оказался на ногах, бодро мастеря что-то из обрезков тряпиц. «Медлить нельзя, малыш, вчера ничего не зависело от нас, а сегодня наши жизни в наших руках, если твоя дорога тебе, бросай забавы и займись делом» - строго отсчитал его я. «Друг мой, я и занят делом – создаю помехи врагу. Не пугай их», - ответил он, указав в темный угол, где скреблись дикие, невесть откуда взявшиеся, грызуны. «Этой штуке я научился в монастыре», - пояснил он, - «может быть она поможет нам. Я привяжу к ним тряпичных кукол и пущу на волю, приказав бежать, это не сложно, надо лишь передать им наш страх. Почуяв его и следы моих мыслей, которые я вложил, создавая кукол, монстр пойдет по ложному следу». «И это поможет нам?» «А ты не хочешь воспользоваться шансом?» Я готов был плясать вокруг костра всю ночь, если бы это спасло наши жизни.
А потом был бег. Долгий, бесконечный бег от собственных мыслей, и когда мои ноги не слушались меня, и я падал в песок или траву, бег продолжался внутри, сердце мчалось вперед, вырывалось из груди с хрипами вздохов. Я расстался с кожей, забыл лицо - я был только ногами и горлом, болью и стремлением. Я видел только цель - она ясным миражем вставала перед глазами, картина, на которой мой мальчик обнимал меня, и нам не нужно бежать, не нужно горячему дыханию вырываться из саднящей груди. Мой Волчонок теперь единственная ценность, единственная красота, единственная мудрость. Я, никчемный бездомный, существую для него, а он, оставивший всю родню в проклятом гнезде своем, существует для меня. Он - центр моего мира, идол моей веры, но нет сил оглянуться на него... нет сил.
Единственной надеждой на спасение был лес у края Досшх. В самой первой моей консолидации рассказывали о денни3, обитающих в этом лесу. Конечно, никто в здравом уме не стал бы связываться с денни, но меня нельзя было назвать здравомыслящим. Не многие могут похвастаться, что им довелось проверить правдивость древних сказаний, но наши жизни в руках легенды. Я должен позвать Дарящего, Правителя денни, блуждающего везде и пребывающего всюду. Люди говорят, что его видят перед смертью и в горячке болезни, и в темной чаще в лунную ночь, он всегда является на зов, даже зов замурованного в каменном мешке, и несет самое желанное зовущему. Самый ценный дар, за который он запросит равновесный выкуп. Владыка лжецов, ибо единственный хранитель правды и царь жадин, исполняющий желания. Если только легенда жива, я позову его, а если он придет – я найду, чем выкупить наше спасение. Чем расплатится за жизнь? За две жизни? За счастье двоих, столь хрупкое, что к нему нельзя прикоснуться, столь прочное, что на нем возводят замки?
Часть 2.
И вот мы уже давно не бежим - мы ползем, делая привалы там, где усталость валит нас, не выбирая места, не заботясь о безопасности. Мы поражены безумием, обречены на безумие, мне страшно открыть глаза, если я увижу, что мы двигаемся по кругу, я убью себя и его. Мальчика, который не стал моим, которого я не отдам другому, бога моего мира, принесшего гибель.
Так думал я тогда, если бред можно назвать думой. Память отказывает мне, до сих пор следующим моим воспоминанием было лицо Дарящего и покой, который он источал. В темном клубке ветвей и корней разливался свет его фонаря, покачивающегося на посохе, мерцающий свет надежды. Правду говорят люди, глава всех денни не отличается от своих собратьев, он так же мал ростом, коротко стрижен и в миловидном лице его сквозят дикие черты, все в нем выдавало иного: и нежная улыбка и жестокое безразличие взгляда.
Я, кажется, взял его за руки и плакал, прося о помощи, бессвязно лепетал как младенец, пока во мне еще оставалось что-то живое, затем последняя капля терзаний покинула меня, и спокойствие наполнило порожний сосуд.
«Ты любишь этого юношу и жаждешь быть с ним» - сказал денни, - «Ты просишь спасения. Я дам его. Что ты готов отдать за это? Что, если я попрошу всю твою жизнь в обмен на одну ночь с ним?» «Я буду счастлив и поблагодарю тебя за щедрость». «Одна ночь с мальчишкой, чьих чувств ты не знаешь? Глупец. У тебя есть шанс исполнить только одну мечту», - тонкие брови сошлись на переносице, лицо денни выражало презрение. «Пусть так. Раз мечте суждено осуществится, пусть будет ей один день от роду, я не имею другой, такой же яростной и страстной. И я не прошу ночи или дня с ним, Дарящий, я прошу нашего спасения и целой жизни вместе. А теперь, если ты все еще считаешь меня глупцом, попробуй придумать, что взять взамен» «А-ха-ха-ха, вот за что я люблю людей, особенно южан», - мелодично рассмеялся хитрец, сверкнув янтарными раскосыми глазами, - «вы никогда не дадите загнать себя в угол! Что же ты не спросишь, где твой возлюбленный сейчас, когда мы так мило болтаем в холодке?» Тут наступила моя очередь смеяться, ибо рядом с денни все заботы, будь даже у вас болотная лихорадка, становятся не важнее золота в пустыне. «Никогда бы не посмел оскорбить тебя подобным вопросом, гостеприимный хозяин! Раз уж ты создал уютную обстановку», - я обвел руками поляну, на которой мы расположились, подушки и ковер, и, к слову сказать, подозрительно клубящиеся контуры этой картинки, - «значит и о моем спутнике ты позаботился» «Твоя правда. Он спит сейчас. Или думает, что спит. И мир вокруг него спит, ведь я, человек, являюсь лишь во снах». С этими словами он поднялся с подушек, на которых мы сидели, и лицо его вмиг изменилось с игривого на серьезное, словно кто-то окликнул его. «Время не ждет, человек, мир скоро проснется, а нам еще нужно заключить сделку. Ваш народ зовет меня Дарящим, это не так. Я Меняла, и обмениваю одну драгоценность на другую, равноценную, потому ваши торговцы возомнили меня щедрым. Еще говорят, что я – жесток, это тоже не правда, ибо денни нет дела до людей, как и вам до нас. И последнее. Если бы у меня был выбор, который я даю тебе, я бы бросил этот посох и ушел туда, где ничто не дышит. Это я сказал тебе, а ты передай другим, чтобы скучной лжи поубавилось в мире, а теперь – к делу».
Я тоже встал, всеми силами пытаясь растравить в сердце смутное волнение, чтобы стряхнуть дурман ауры денни: сейчас решится моя судьба и судьба дорогого мне человека, негоже решать ее на пьяную голову.
«Я дам тебе возможность уйти от погони. Также дам радость жизни с любимым, взамен я потребую один день твоей жизни. Запомни мои слова хорошенько. Один день твоей жизни, и я сам выберу какой. Однажды я приду за долгом, будь ты хоть со звездой на небе, и ты пойдешь со мной туда, куда я прикажу, хоть на дно океана» Лицо его посуровело еще больше, и в голосе послышался вой зимнего ветра в голых ветвях. «Смотри, это денни-ши, души денни, которые не смогли выплатить свой долг при жизни» - он указал на пузатый фонарь на посохе, приглядевшись, я увидел сквозь жатую бумагу ярких маленьких светлячков, бьющихся в стенки своей клетки. В желудке шевельнулось что-то мерзкое, будто я увидел жабу в кувшине, из которого выпил молока. Воистину, прав мудрец, сказавший: рыба не верит птице. Как не прекрасны нелюди, нам не понять их мыслей, и дела их чудны и недоступны разуму. «Так что смирись, и не ищи способа сбежать или обмануть меня. Расплата неизбежна. Согласен ли ты на эти условия?»
Я перебрал в уме его речь, повертел слова и так, и эдак и не смог найти ни одной ловушки. Подписывая такого рода контракты, нельзя быть уверенным, что не продаешь себя в рабство, тем более когда твой партнер - янтарноглазый денни, каждая сладкая улыбка которого обнажает острые клыки. Но других выходов у меня не было, я протянул руку, подтверждая свое согласие. Как только наши ладони соприкоснулись, я ощутит искру, пробежавшую по телу от его пальцев до моего затылка. Это была странная смесь наслаждения и боли, яркая и быстрая, вырвавшая из моего горла постыдное: «Ах!»
Денни наклонил к себе высокий посох, открыл крошечную задвижку на фонаре и выпустил одного светлячка. Тот покружился между нами и полетел куда-то в чащу, сверкнув на прощанье между веток. «Теперь возвращайся к избраннику и радуйся, ибо судьба твоя решена, усни рядом с ним, а я буду охранять ваш сон». Он развернулся и пошел туда, откуда явился, без шороха и хруста ступая по тропинке, которая появлялась из ниоткуда на шаг впереди него. Я едва сообразил последовать за ним, как силуэт его пропал из виду, и мне пришлось пробираться через кустарник, ориентируясь на свет фонаря.
Даже нелюдей связывает слово. Через краткое время я спал, обнимая свернувшегося клубочком Волчонка, и видел сон, в котором сидел у костра в нескольких шагах от места, где мы заснули и смотрел через огонь на сидящего напротив денни. Посоха не было при нем, он выглядел грустным и усталым, а я почему-то, как нередко бывает во снах, считал его близким другом. Мы запросто беседовали о ерунде, вроде основ мира, когда я решил расспросить о его странном ремесле.
- И что же, ты всегда приходишь на зов? Исполняешь любые желания? Как же велика твоя сила?
- Не больше, чем у сельского судьи.
- Значит ли это, что должник, которого ты выпустил из неволи, сейчас занят спасением наших бренных тел?
-Понимай, как хочешь, а ваши тела сейчас покоятся под тем кустом, - он махнул рукавом в сторону, - не советую проверять это, если не хочешь испытывать свое здоровье.
- Правду говорят, что ты живешь вечно и путешествуешь меж мирами?
- Вечно или нет, но на каждый век хватит. А того, кто так горазд выдумывать, я бы лишил языка, чтоб увидеть, как его распирают невысказанные фантазии.
- Ты сказал, что возьмешь равноценное. Как один день, положенный на чашу весов, равен всей жизни?
- Потому что так и есть. Один день обрывает жизнь, один день начинает ее. Один день способен повернуть колесо Судьбы, как ты сможешь сказать, что сегодня для тебя важнее, чем завтра? Будущее туманно.
- Если меня принесут в жертву завтра, сегодняшний день для меня важнее. Если через луну я встречусь со своим любимым, этот день самый важный в жизни. Если гадалка советовала мне остерегаться пятого дня пути, я прерву его на четвертом.
- Приведи ко мне свою гадалку, я посмеюсь над ней от души. А я зажигаю только свой фонарь, так станешь ли утверждать, что знаешь мысли зажигающего солнце?
Так мы беседовали под треск поленьев, и этот сон запомнился мне не более чем любой другой.
А на утро я проснулся в тепле объятий и звуках пробуждающегося леса. Вот моя цель - она ясным миражем встает перед глазами, картина на которой мой мальчик обнимает меня и нам не нужно бежать, не нужно вырываться с горячим дыханием из саднящей груди…
-Мальчик мой, мы спасены. Чего ты хочешь сейчас? Ты голоден? – я шептал в маленькую раковинку ушка, щекоча губами бархатную кожу.
-Я хочу тебя, - услышал я ответ.
Пришло время осуществить наше желание. Дарящий сдержит слово, и никто не будет угрожать нам. Это были мои последние мысли перед тем, как разум захватила страсть. Избыточная страсть, переполнила тело жаждой, рот слюной и плоть томлением. Это словно ураган, я вынужден был остановиться, отвести взгляд от желанного, иначе рисковал задохнуться. Как странно смущаться сейчас, когда наше время пришло. Волчонок смотрел на меня робко и доверчиво, не зная, что ему делать. Мне пришлось усадить его на колени и объяснить, какую игру я люблю больше всего, ему нужно только быть собой – смущенным и любопытным, пока я медленно освобожу его от пут натанья, развяжу соха, обнажая узкие бедра. В детстве, когда уважаемый наставник преподнес первый в моей жизни подарок, он замотал его в шесть кусков расписного шелка, так, что я долго дрожащими руками разворачивал его. Сердце билось громко и часто, а наставник рассмеялся и сказал: «Теперь я знаю, что доставит тебе радость». Узкие красные ленты соскальзывали с теплой кожи, виток за витком, мой язык продолжал этот путь, от кончиков пальцев, затянувшихся новой розовой кожей к изящным ключицам, к трепещущей шейке. Покрыть это тельце укусами, написать свое имя на горячей коже, чтобы никто не смог околдовать его, о, хранители, не дайте мне причинить ему боль, мой голод рвется наружу зверем. Наверное, я был бы с ним жесток, если бы мальчик дрожал и скромно прикрывался, но Волчонок оказался не из таких. Маленькие ладошки не пожелали ждать, пока я наиграюсь, мальчишка схватил меня за волосы и выгнулся как кошка, подставляя грудь под ласки, срывая ленты с возбужденных сосков. О-о-о… Этот пряный вкус! Я осыплю тебя лепестками роз и лилий - нимфеи не достойны касаться твоих ног… Он вывернулся из моих объятий и уперся ладошками в траву. Этот вид: туго стянутые шелком ребра и обнаженные ягодицы! Быстрее подготовить его для меня и взять, больше нет ничего в этом мире, только он и я.
Когда я, наконец, проник в жаркую глубину и стал в одночасье морем и небом, землей и огнем, словно первый бог, создающий вселенную, что-то отвлекло меня, я оторвал взгляд от изящной спины мальчика. На краю нашей поляны, отведя рукой ветви папоротника, стоял высокий монах, глядя на меня в упор серыми пустыми глазами.
Враг в нескольких шагах, когда мы обнажены и беззащитны, где же справедливость, боги и силы?!
Нет, ты не отнимешь его у меня. Страх умер, ярость родилась. Я приподнял голову мальчика, притягивая его к себе, осторожно двигаясь в нем, меняя угол проникновения, содрогающееся нежное тельце выгнулось. Я обхватил его горло, прислушался к всхлипам и, поймав ритм, провел языком за ушком и толкнулся в раковину, мальчик застонал громко и сладко, я еле успел перехватить его руку, потянувшуюся к низу вздрагивающего живота. Нет, пусть наслаждение будет полным! А ты, тварь, полудемон, смотри на нас! Смотри, как нежна кожа моего любимого, как он вздрагивает подо мной, как истекает влагой... Слушай, бессильный, хладный, как он стонет, как просит меня быть милосердным и взять его скорей. Не смей отводить взгляда, рожденный змеей и пауком! Сейчас мы приблизимся к развязке. Я наклоню его и заставлю прогнуться в спине еще глубже, чтобы тебе было видно все. Только твое присутствие позволит мне испытать сильнейший экстаз.
Крик разнесся, кажется, на весь лес и вновь вернулся к нам. Под тенью деревьев стояли двое: сероглазый враг и Дарящий, с нежной улыбкой выглядывающий из-за его спины. Шарлатан, лесной кот, что ты придумал? А провалитесь в тартар оба! Я погружался в сон, навеянный кем-то, сжимая в объятьях мое сокровище.
Как говорят в таких случаях базарные сказочники? «Луна отвернулась, а Солнце закрыло глаза»
Проснулись мы поздним вечером, на закате. Наши вещи, кроме тех, что пришлось бы вытаскивать из-под нас, были собраны, увязаны и недвусмысленно сложены у тропы, обильный ужин ждал на траве. Мы молчали, пока приводили себя в порядок, ели, стараясь поторапливаться. Гостеприимство денни подходило к концу, пора убираться подобру-поздорову, пока меня не втянули в новую сделку.
Для помятого Волчонка нашлась заживляющая мазь, так что мы смогли продолжить путь. Всю дорогу вокруг нас кто-то шептался и хихикал, так что я не выдержал и попросил невидимых сопровождающих провести нас лесом в ближайшее жилье. Степь Досшх перестала быть заманчивой целью, сердце жаждало покоя, уюта и человеческого соседства. Эти демоны и денни, век бы не встречать их!
Вот такая дикая история случилась со мной, верьте или нет.
Вам интересно как я расплатился с Дарящим?
Через несколько лун мы с Волчонком остановились на несколько дней в большой хане. Теперь мы направлялись на юг, к монастырям и храмам Аль-Ради. Пришло время осесть и уступить место кочевника какому-нибудь молодому войну без крова, я уже не так бодр. Все чаще меня посещали мысли о собственной крыше над головой, об очаге, о прохладных бассейнах и сытной пище. Я делился своими мечтами с мальчиком, ища в его глазах согласие. Волчонок чувствовал себя вполне комфортно под моим крылом, охотно помогал в делах, а в свободное время резвился и демонстрировал фокусы, которым выучился в монастыре. Сущий ребенок, он мог плескаться в озере, переполошив водоносов, а потом бежать, едва прикрывшись, ко мне через весь берег, нимало не заботясь о приличиях. Его все интересовало, любопытная мордашка мелькала тут и там, то среди погонщиков, то в лавке гончара. Он успокаивался вечером, садясь пить чай вместе с другими постояльцами как «взрослый», словно готовясь к нашим ночным играм, в которых быстро поднаторел.
В одну из таких ночей настал срок отдать мой долг. Дарящий явился за мной во всем великолепии ритуальных одежд, осветив фонарем беленые стены комнаты. Мой мальчик безмятежно спал, когда я оделся и вышел из комнаты, оставляя за спиной теплое место под его боком, спящую хану, притихшее селение.
Следующим вечером я вернулся. Вы удивитесь, но я вернулся из общества денни живым и здоровым, не прошло семи лет или девяти веков, и вошел я в то же селение, в ту же хану. Ничего магического не случилось. Волчонка в комнате не было, а на столике я нашел записку, написанную кисточкой для подводки глаз. Мальчик писал, что ушел с караваном на восток, чтобы обучаться в храме Нартхатт. Караван-баши оказался знакомым его отца и принял Волчонка как родного. Мой возлюбленный просил не искать его, не печалится за его судьбу и горячо благодарил меня за заботу.
Так закончилась эта история.
1средняя продолжительность жизни людей в описываемом мире 150 оборотов вокруг солнца, большая часть времени – зрелый репродуктивный период
натанье2- узкие полоски ткани, обычно специально вытканные с утком из эластичных волокон. Используется в качестве нижнего белья, бинтов и т.п.
денни3 – «лесной народец» - герои многих сказок и легенд, существа, обитающие в лесах.
Невыездной, невыходной, раб пера и планшета.| Вам прям комиксы надо рисовать)
У тетушки моей в Кракове была удивительная кухня. Тетя Роза держала ее в идеальном порядке: все многочисленные баночки, коробочки и кастрюльки ее были расставлены по местам с точностью и гармонией Матери – Природы.
«Юленька,- говорила она моей маме, - если я что-то перепутаю, это будет началом конца» И тихо посмеивалась в кулачек.
В детстве, будучи карапузом в чулках на резинках и твидовых шортах, доставшихся мне по наследству от отца ( я в этом не виноват), я считал, что именно этот смех так настораживал членов моей семьи, именно он отличал тетушку Розу от сестер - моей матери и тети Яны, до известной степени взбалмошных молодых пани, чьи грехи,впрочем, не выходили за пределы сплетен и модных платьев.
До сплетен и платьев мне не было дела, а смех тетушки открывал двери в чудесную страну – мир склянок, расставленных по полкам ее кухни, наполненной запахами и звуками. «Вот так, Маэстро, вот так»,- приговаривала она, одной рукой помешивая в кастрюльке, другой поглаживая кота. О, какие божественные блюда готовила она!Кто теперь может повторить это? Ее кулинарные изыски, несомненно, носили какие-то имена, но в моем сознании они не запечатлевались, блины с черносливом никогда не были «блинами с черносливом», но розоватым облаком с вытекающей темной начинкой, в клубах пряного ванильного аромата…
Однако и этот талант повара не был главным. А что в ней было особенное? Спросите соседок и они рассказали бы вам о тетушке множество интересных вещей. Кто лучше нее мог разыскать потерянную вещь? Кто мог погадать не на удачу, но наверняка, рассказав чистую правду, ясную, как кристалл горного хрусталя, такую, за которой не часто приходили и еще реже возвращались? А лечение кошек и собак? Да что кошки, она бы могла вылечить кого угодно, всякий раз приговаривая: « Ну я же не врач, Нелечка, я не имею права…» и всякий раз оказывалась права. Но более всего она преуспела в умении, как сама называла, «наставления на путь истинный». Во времена моего детства церкви были не в чести по известным причинам, но и тогда людям требовался совет, участие, сочувствие. Тетушка расточала свою «благодать» совершенно бескорыстно и являлась штатным психологом для всего дома.
О,вы, наверное, подумали: «Какая славная старушка, будто намазанная медом, и так мило себя держит, но в чем собственно подвох? Ведь не ради этого Вы засели марать бумагу?» Правда ваша, искушенные читатели, тетя Роза, обладала своими секретами, но разве у вас их нет?
У тетушки моей в Кракове была удивительная кухня. Все здесь содержалось в совершенном порядке: все многочисленные баночки,коробочки и кастрюльки ее были расставлены по местам с точностью и гармонией Матери – Природы. По вечерам после шумных игр и показательных баталий во дворе,с саднящим от криков горлом и горящими от только что пережитых волнений щеками,я устраивался на табурете в уголке и наблюдал таинство создания в руках тети Розы. «Никогда не смешивай розовое и зеленое! Оно дает какой-то побочный эффект, я сама еще толком не разобрала, но Маэстро долго чихал над ним, а Нелечка жаловалась на головную боль. И Боже упаси тебя подливать кому-нибудь это, я никогда не делала такого, и в мыслях не держала, если хочешь знать! А соблазны были. Это что-то вроде профессиональной этики, нельзя применять средство внутрь, тем более внутрь кого-то.. хи-хи..я шучу, дорогой, но уж если мазь предназначена для намазывания, то зачем пытаться ее съесть, даже если кажется, что так быстрее поможет. Вот еще - прозрачное с искрой – ты видишь, я добавляю его во все. Я называю его Воодушевление. Оно помогает настроить существо на нужный лад, отвлечь от дел и позвать в мир собственных его эмоций, ну, как если бы я окликнула его по имени, - добавляла она, заметив пелену задумчивости в моих глазах. Пелена эта, впрочем, происходила не от страшных слов «существо», «эмоции», но от неотвратимо наступающего на пятки моего сознания сна. И плавное журчание голоса тетушки тонуло в моих пуховых подушках,смешивалось с яркими, путанными сюжетами снов, распадалось на отдельные слова,теряло смысл…угасало.
Я и сейчас помню эти обрывки. «Не нужнопы таться вывести из этого какие-то законы, нельзя подогнать все ситуации под шаблон, каждый раз я творю новое.В этом весь смысл. От рук и слов сила, от мыслей обретается телом идея. Ну как тыиграешь в войну. Ведь твой пистолет не настоящий, но вы договорились, что он настоящий, вы верите в это, вы знаете его настоящим. А если я подарю тебе на день рождения новый, и ты станешь уточнять железный ли он, то я пойму, ты не веришь, ты хочешь красивую новую игрушку. Так убеди их, что то, что им нужно существует, и оно обретется, ведь задуманное однажды уже существует».
Еще,как-то раз, выходя из дома за покупками: «Вот это – красное - в левый карман, а синее – в правый, - пряча заткнутые пробками маленькие пробирки в карманы широкого кашемирового пальто, - это убережет их от соблазна обвесить меня, идаст хорошее настроение, что очень важно, когда пытаешься всучить кому-нибудь подсохший сыр.. хи-хи.»
И еще: «Не думай, дорогой, я никогда не испытывала средства на тебе или наком-нибудь из наших, я прекрасно знаю, это бесполезно. Творить надо с чистой совестью, а семейные дела я в состоянии решить сама, без помощи средств. Так…Малиновое в желтое, этого чуть-чуть… серебра пол-ложки, не более…»
И еще: «Фиолетового не может быть больше стакана при любом количестве средства. А это – просто масло. Уж не знаю для чего, но оно должно быть здесь, или я ничего не смыслю в этом деле»
И многое, многое… Сейчас ее слова стираются из памяти, проваливаются в туман жизни, как некогда в туман снов, давно потерявшие смысл, а теперь теряющие запах и вкус детства.
В одно солнечное утро мама отвела меня заспанного и взъерошенного к окну и сказала, что тети больше нет с нами. Мой ветреный детский разум не мог осознать это. Я ясно представлял себе что значит «уйти из жизни» но соотнести это стетушкой Розой не мог. Когда на кухне послышался знакомый скрип половиц, я срадостью рванулся туда, уже забыв мамины слова. Но грохот бьющегося стекла опередил меня, на полу валялись осколки бутылочек и пробирок вместе с коробками без крышек, под ногами растекались разноцветнее лужи, смешиваясь и разделяясьвновь, присыпанные специями и солью. На полке у плиты стоял Маэстро. Он назидательно произнес: «Мау!», спрыгнул на пол и стрелой вылетел вон. Мама разразилась бранью по поводу своевольства кота и несправедливости вообще. Пока она суетилась в поисках веника и тряпки, меня не покидало щемящее сердце чувство,что если бы не кот, она сделала бы это сама, днем позже и гораздо тише. От этих мыслей меня отвлек странный звук, я повернулся, мама сидела на полу на коленях,прямо в буроватой с синевой лужице и плакала горько, и солнечные зайчики бросались на ее передник.
«Юленька,- говорила она моей маме, - если я что-то перепутаю, это будет началом конца» И тихо посмеивалась в кулачек.
В детстве, будучи карапузом в чулках на резинках и твидовых шортах, доставшихся мне по наследству от отца ( я в этом не виноват), я считал, что именно этот смех так настораживал членов моей семьи, именно он отличал тетушку Розу от сестер - моей матери и тети Яны, до известной степени взбалмошных молодых пани, чьи грехи,впрочем, не выходили за пределы сплетен и модных платьев.
До сплетен и платьев мне не было дела, а смех тетушки открывал двери в чудесную страну – мир склянок, расставленных по полкам ее кухни, наполненной запахами и звуками. «Вот так, Маэстро, вот так»,- приговаривала она, одной рукой помешивая в кастрюльке, другой поглаживая кота. О, какие божественные блюда готовила она!Кто теперь может повторить это? Ее кулинарные изыски, несомненно, носили какие-то имена, но в моем сознании они не запечатлевались, блины с черносливом никогда не были «блинами с черносливом», но розоватым облаком с вытекающей темной начинкой, в клубах пряного ванильного аромата…
Однако и этот талант повара не был главным. А что в ней было особенное? Спросите соседок и они рассказали бы вам о тетушке множество интересных вещей. Кто лучше нее мог разыскать потерянную вещь? Кто мог погадать не на удачу, но наверняка, рассказав чистую правду, ясную, как кристалл горного хрусталя, такую, за которой не часто приходили и еще реже возвращались? А лечение кошек и собак? Да что кошки, она бы могла вылечить кого угодно, всякий раз приговаривая: « Ну я же не врач, Нелечка, я не имею права…» и всякий раз оказывалась права. Но более всего она преуспела в умении, как сама называла, «наставления на путь истинный». Во времена моего детства церкви были не в чести по известным причинам, но и тогда людям требовался совет, участие, сочувствие. Тетушка расточала свою «благодать» совершенно бескорыстно и являлась штатным психологом для всего дома.
О,вы, наверное, подумали: «Какая славная старушка, будто намазанная медом, и так мило себя держит, но в чем собственно подвох? Ведь не ради этого Вы засели марать бумагу?» Правда ваша, искушенные читатели, тетя Роза, обладала своими секретами, но разве у вас их нет?
У тетушки моей в Кракове была удивительная кухня. Все здесь содержалось в совершенном порядке: все многочисленные баночки,коробочки и кастрюльки ее были расставлены по местам с точностью и гармонией Матери – Природы. По вечерам после шумных игр и показательных баталий во дворе,с саднящим от криков горлом и горящими от только что пережитых волнений щеками,я устраивался на табурете в уголке и наблюдал таинство создания в руках тети Розы. «Никогда не смешивай розовое и зеленое! Оно дает какой-то побочный эффект, я сама еще толком не разобрала, но Маэстро долго чихал над ним, а Нелечка жаловалась на головную боль. И Боже упаси тебя подливать кому-нибудь это, я никогда не делала такого, и в мыслях не держала, если хочешь знать! А соблазны были. Это что-то вроде профессиональной этики, нельзя применять средство внутрь, тем более внутрь кого-то.. хи-хи..я шучу, дорогой, но уж если мазь предназначена для намазывания, то зачем пытаться ее съесть, даже если кажется, что так быстрее поможет. Вот еще - прозрачное с искрой – ты видишь, я добавляю его во все. Я называю его Воодушевление. Оно помогает настроить существо на нужный лад, отвлечь от дел и позвать в мир собственных его эмоций, ну, как если бы я окликнула его по имени, - добавляла она, заметив пелену задумчивости в моих глазах. Пелена эта, впрочем, происходила не от страшных слов «существо», «эмоции», но от неотвратимо наступающего на пятки моего сознания сна. И плавное журчание голоса тетушки тонуло в моих пуховых подушках,смешивалось с яркими, путанными сюжетами снов, распадалось на отдельные слова,теряло смысл…угасало.
Я и сейчас помню эти обрывки. «Не нужнопы таться вывести из этого какие-то законы, нельзя подогнать все ситуации под шаблон, каждый раз я творю новое.В этом весь смысл. От рук и слов сила, от мыслей обретается телом идея. Ну как тыиграешь в войну. Ведь твой пистолет не настоящий, но вы договорились, что он настоящий, вы верите в это, вы знаете его настоящим. А если я подарю тебе на день рождения новый, и ты станешь уточнять железный ли он, то я пойму, ты не веришь, ты хочешь красивую новую игрушку. Так убеди их, что то, что им нужно существует, и оно обретется, ведь задуманное однажды уже существует».
Еще,как-то раз, выходя из дома за покупками: «Вот это – красное - в левый карман, а синее – в правый, - пряча заткнутые пробками маленькие пробирки в карманы широкого кашемирового пальто, - это убережет их от соблазна обвесить меня, идаст хорошее настроение, что очень важно, когда пытаешься всучить кому-нибудь подсохший сыр.. хи-хи.»
И еще: «Не думай, дорогой, я никогда не испытывала средства на тебе или наком-нибудь из наших, я прекрасно знаю, это бесполезно. Творить надо с чистой совестью, а семейные дела я в состоянии решить сама, без помощи средств. Так…Малиновое в желтое, этого чуть-чуть… серебра пол-ложки, не более…»
И еще: «Фиолетового не может быть больше стакана при любом количестве средства. А это – просто масло. Уж не знаю для чего, но оно должно быть здесь, или я ничего не смыслю в этом деле»
И многое, многое… Сейчас ее слова стираются из памяти, проваливаются в туман жизни, как некогда в туман снов, давно потерявшие смысл, а теперь теряющие запах и вкус детства.
В одно солнечное утро мама отвела меня заспанного и взъерошенного к окну и сказала, что тети больше нет с нами. Мой ветреный детский разум не мог осознать это. Я ясно представлял себе что значит «уйти из жизни» но соотнести это стетушкой Розой не мог. Когда на кухне послышался знакомый скрип половиц, я срадостью рванулся туда, уже забыв мамины слова. Но грохот бьющегося стекла опередил меня, на полу валялись осколки бутылочек и пробирок вместе с коробками без крышек, под ногами растекались разноцветнее лужи, смешиваясь и разделяясьвновь, присыпанные специями и солью. На полке у плиты стоял Маэстро. Он назидательно произнес: «Мау!», спрыгнул на пол и стрелой вылетел вон. Мама разразилась бранью по поводу своевольства кота и несправедливости вообще. Пока она суетилась в поисках веника и тряпки, меня не покидало щемящее сердце чувство,что если бы не кот, она сделала бы это сама, днем позже и гораздо тише. От этих мыслей меня отвлек странный звук, я повернулся, мама сидела на полу на коленях,прямо в буроватой с синевой лужице и плакала горько, и солнечные зайчики бросались на ее передник.
Невыездной, невыходной, раб пера и планшета.| Вам прям комиксы надо рисовать)
Дорогая Белла!
Сколько тысяч лет прошло с тех пор, как я видел тебя последний раз? Разве я смогу теперь узнать тебя в толпе? Нет, не тешь себя надеждами, я не узнаю тебя, и не к тому пишу, что собираюсь приехать к тебе, я забрался так далеко, что шаг в любую сторону был бы шагом навстречу, ибо дальше уже не возможно.
Здесь, в тени моей Работы, можно попытаться собратьсяс мыслями, они ускользают от меня как амебы, стоит только осветить их хорошенько. Когда основной пищей становится песчаная пыль, а ее я наглотался достаточно за три месяца, трудно поверить, что где-то существуют рыжие кленовые листья, что шуршали под нашими ногами в сентябре, хотя их братья уже множество раз повторили их путь. Скажи, Белла, ведь они существуют? Или это я тоже выдумал, как наше трепетное прощание и твои письма мне, недошедшие по ошибке? Я не много соврал, представляя как ты стоишь у перрона с охапкой листьев, в сбившейся набок шапке, запыхавшаяся от быстрого бега, с не успевшей еще сойти улыбкой на лице и я вижу в твоих глазах вопрос : «Куда ты? Куда же ты?!!»Так милосердная память собрала воедино нашу прогулку по аллеям парка и мой поспешный отъезд, куцее прощание Тадека, эту чертову курицу, которую он мне всучил, твой последний пламенный букет...
Я был не в себе тогда, да и все года после, кто поручится, что я не сошел с ума теперь? Здесь, в тени Работы, все кажется мелким и незначительным, словно в нашей жизни есть что-то мелкое и незначительное. Все, кроме тебя, моя светлая, далекая Белла, ставшая недосягаемым символом счастья. Как забавно обращается с фактами память, теперь я не смогу отличить, что было со мной и Тадеушем, а что со мной и тобой. Не смейся, дорогая, и не пошли, иначе я выложу перед тобой такие вещи, от которых ты сбежишь так же далеко, как когда-то сбежал я. Я знаю Тадека куда дольше, и все же сквозь его черты просвечивают твои. Может поэтому все так случилось.Нет, смотри шире, Белла, куда там убогой ревности, да и как я могу ревновать двух самых близких мне людей, я говорю обо ВСЕМ. Не забывай, ко мне неприменимы простые человеческие истины. У каждого своя мера, в моей рычагов столько, что рук не хватит. Здесь, в тени Работы, я скучаю по нему, и слышу его голос, и голосаЕвы и Александра. Я рисую в пыли те забавные картинки, что мы выдумывали в морозный Новый Год, когда все еще было по-старому. Никакой ностальгии, я доволен тем, что было, своей Работой,пылью, этим письмом. Все бывает лишь однажды, светлая Белла, и прошу, выбей эту надпись на моей плите: «Все бывает лишь однажды », пусть каждый понимает по своему, а мне будет приятно покоиться под этими словами.
Дорогая Белла, поцелуй за меня Тадека, передай, что я давно простил его за курицу, и люблю, хотя много меньше, чем тебя.
До встречи, светлая моя далекая мечта, не знаю где, но мы встретимся.
****************************************************************************************
Медному Рыцарю.
Здравствуй, Медный Рыцарь!
Мы приветствуем тебя и благодарим за весточку, разорвавшую наш календарный круг. В Замке все по-прежнему. Нас также окружает ров личных дел, заполненный густой,как кисель тоской, в ней вязнет и все медленнее ползет время, а чужое мнение камнем идет ко дну. Северная Башня обвалилась. Я посажу на ее руинах маргариткии фиалки, будет что-то вроде альпийской горки…
Я давно принадлежу Тадеку. Когда мой бедный Медный Рыцарь сбежал, одержимый верно Злым Духом, Принцесса не могла остаться в одиночестве. Можешь представить наше смущение: Принцесса в парадной мантии и корона на троне в пустой зале, под шум ветра в распахнутых окнах… Что оставалось ему делать? Надеть корону. (Ах, как холодна она, как холодна! Я прикоснулась к ней лишь однажды, и плакала всю ночь: «Что терпит он ради меня!»)
Твое письмо явилось для нас и медом и ядом. Так мучительно хотелось плакать, и так стыдно видеть друг друга плачущими. Ты будто говорил с нами. Ты, забытый, ушедший когда–то за горизонт,призрак невозвратимого прошлого, говорил искренне, нежно, как мы давно уже не говорим друг с другом. Я различала блеск доспехов в лучах заходящего солнца, ты держал нас за руки, его и меня, одинаково бережно, словно это мы могли растаять назакате. И я взглянула в его лицо. Как оно было бледно, чуждо, я увидела все разом, как давит на лоб тяжелый металл, как медленно ползут морщинки в уголках глаз… И как он красив! И как похож на тебя. Вы оба – одно. И я вместе с вами…
Скоро Весна.Замок зазеленеет и расцветут сады. Северная Башня поднимется из руин, и мы возродимся молодые и веселые. Я давно так решила, потому что нельзя вечно медленно гнить и черпать кисель забвения из рва. Весной он обмелеет и потечет по нему славный эль. Муж мой скинет ороговевшую кожу и с меня сползет она как ворох старых листьев. Так начнется новый круг, ежегодный Круг Моей Воли. Славно придумано, правда? Тадеку тоже понравилось; впрочем, он доволен всеми моими созданиями.
А сейчас ветер шумит в голых ветвях. Мой Король разводит огонь в камине, от огня не станет теплее, но забота – это служение, она спасет его душу. За это мы так любим его.
Ты бродишь посвету, забыв о нашем Замке, как мы забыли о тебе и пыль на твоих сапогах мудрее нас, а цветы в моем саду расскажут о твоих мыслях больше, чем ты сам. Мы простираемся дальше сознания, порой мне думается, в цветах меня больше, чем в теле. Ты мой весь, без остатка, как мое сердце, которого я никогда не видела.
***********************************************************************
Мое слово.
Не ищи здесь приветствий.
Что я должен написать? Что ты хотел увидеть здесь? Какова моя роль во всей этой пьесе? Во что ты вновь втягиваешь меня, Дорогой Друг?
Иной раз я чувствую себя лишней фишкой, которой заполняют пустое место в ваших с Беллой рокировках. Другой раз – кукловодом; а кукловод, что б ты знал, не только власть, но и сила питающая. Без меня вы упали бы, как тряпичные.
Я читал оба письма, и вот что – жена моя свихнулась в своем мирке, а ты всегда был малохольным. Мне тоже прикажешь наполнить лист аллегориями и метафорами? Ну,тут Белла права, мечом мне сподручнее, я не чета вам, бумагомарателям.
Из чего мне сплести правдоподобную сказку? Из мечтаний моей жены о тебе? Иль из моих мечтаний о тебе? Ты проклял нас обоих своей невыносимой любовью, связал нас и бросил, ускакав сражаться со своими драконами. (Дьявол, я говорю ее словами!) Вот в чем правда, Дружище, как ее не обряжай. Хотел ли я быть с ней?Конечно, хотел, но ты спросил меня об этом? Видит Создатель, я прост, как падуб на пригорке, так за что ж вы сделали меня Хранителем Всей Этой Истории? Да, я счастлив с Беллой. Да, я счастлив с тобой. Хотя и возникают сомнения, что я не так понимаю это слово. Тебя нет уже давно, ее нет всегда – мое маленькое робкое счастье начинает сомневаться в своем существовании.
Вернись и будь рядом или утопись в Лете. Нас уже ничто не спасет. Когда-то давно ты заигрался, Друг мой, и произнес непоправимое заклинание. Мы можем нарожатьдетей и состарится, ты тоже как-нибудь добьешь свою жизнь, а потом мы встретимся и посмеемся над косо сшитым миром и нашей неумелой игрой.
Пиши мне часто, как сможешь.
Тадек (или как вы там меня зовете).
Сколько тысяч лет прошло с тех пор, как я видел тебя последний раз? Разве я смогу теперь узнать тебя в толпе? Нет, не тешь себя надеждами, я не узнаю тебя, и не к тому пишу, что собираюсь приехать к тебе, я забрался так далеко, что шаг в любую сторону был бы шагом навстречу, ибо дальше уже не возможно.
Здесь, в тени моей Работы, можно попытаться собратьсяс мыслями, они ускользают от меня как амебы, стоит только осветить их хорошенько. Когда основной пищей становится песчаная пыль, а ее я наглотался достаточно за три месяца, трудно поверить, что где-то существуют рыжие кленовые листья, что шуршали под нашими ногами в сентябре, хотя их братья уже множество раз повторили их путь. Скажи, Белла, ведь они существуют? Или это я тоже выдумал, как наше трепетное прощание и твои письма мне, недошедшие по ошибке? Я не много соврал, представляя как ты стоишь у перрона с охапкой листьев, в сбившейся набок шапке, запыхавшаяся от быстрого бега, с не успевшей еще сойти улыбкой на лице и я вижу в твоих глазах вопрос : «Куда ты? Куда же ты?!!»Так милосердная память собрала воедино нашу прогулку по аллеям парка и мой поспешный отъезд, куцее прощание Тадека, эту чертову курицу, которую он мне всучил, твой последний пламенный букет...
Я был не в себе тогда, да и все года после, кто поручится, что я не сошел с ума теперь? Здесь, в тени Работы, все кажется мелким и незначительным, словно в нашей жизни есть что-то мелкое и незначительное. Все, кроме тебя, моя светлая, далекая Белла, ставшая недосягаемым символом счастья. Как забавно обращается с фактами память, теперь я не смогу отличить, что было со мной и Тадеушем, а что со мной и тобой. Не смейся, дорогая, и не пошли, иначе я выложу перед тобой такие вещи, от которых ты сбежишь так же далеко, как когда-то сбежал я. Я знаю Тадека куда дольше, и все же сквозь его черты просвечивают твои. Может поэтому все так случилось.Нет, смотри шире, Белла, куда там убогой ревности, да и как я могу ревновать двух самых близких мне людей, я говорю обо ВСЕМ. Не забывай, ко мне неприменимы простые человеческие истины. У каждого своя мера, в моей рычагов столько, что рук не хватит. Здесь, в тени Работы, я скучаю по нему, и слышу его голос, и голосаЕвы и Александра. Я рисую в пыли те забавные картинки, что мы выдумывали в морозный Новый Год, когда все еще было по-старому. Никакой ностальгии, я доволен тем, что было, своей Работой,пылью, этим письмом. Все бывает лишь однажды, светлая Белла, и прошу, выбей эту надпись на моей плите: «Все бывает лишь однажды », пусть каждый понимает по своему, а мне будет приятно покоиться под этими словами.
Дорогая Белла, поцелуй за меня Тадека, передай, что я давно простил его за курицу, и люблю, хотя много меньше, чем тебя.
До встречи, светлая моя далекая мечта, не знаю где, но мы встретимся.
****************************************************************************************
Медному Рыцарю.
Здравствуй, Медный Рыцарь!
Мы приветствуем тебя и благодарим за весточку, разорвавшую наш календарный круг. В Замке все по-прежнему. Нас также окружает ров личных дел, заполненный густой,как кисель тоской, в ней вязнет и все медленнее ползет время, а чужое мнение камнем идет ко дну. Северная Башня обвалилась. Я посажу на ее руинах маргариткии фиалки, будет что-то вроде альпийской горки…
Я давно принадлежу Тадеку. Когда мой бедный Медный Рыцарь сбежал, одержимый верно Злым Духом, Принцесса не могла остаться в одиночестве. Можешь представить наше смущение: Принцесса в парадной мантии и корона на троне в пустой зале, под шум ветра в распахнутых окнах… Что оставалось ему делать? Надеть корону. (Ах, как холодна она, как холодна! Я прикоснулась к ней лишь однажды, и плакала всю ночь: «Что терпит он ради меня!»)
Твое письмо явилось для нас и медом и ядом. Так мучительно хотелось плакать, и так стыдно видеть друг друга плачущими. Ты будто говорил с нами. Ты, забытый, ушедший когда–то за горизонт,призрак невозвратимого прошлого, говорил искренне, нежно, как мы давно уже не говорим друг с другом. Я различала блеск доспехов в лучах заходящего солнца, ты держал нас за руки, его и меня, одинаково бережно, словно это мы могли растаять назакате. И я взглянула в его лицо. Как оно было бледно, чуждо, я увидела все разом, как давит на лоб тяжелый металл, как медленно ползут морщинки в уголках глаз… И как он красив! И как похож на тебя. Вы оба – одно. И я вместе с вами…
Скоро Весна.Замок зазеленеет и расцветут сады. Северная Башня поднимется из руин, и мы возродимся молодые и веселые. Я давно так решила, потому что нельзя вечно медленно гнить и черпать кисель забвения из рва. Весной он обмелеет и потечет по нему славный эль. Муж мой скинет ороговевшую кожу и с меня сползет она как ворох старых листьев. Так начнется новый круг, ежегодный Круг Моей Воли. Славно придумано, правда? Тадеку тоже понравилось; впрочем, он доволен всеми моими созданиями.
А сейчас ветер шумит в голых ветвях. Мой Король разводит огонь в камине, от огня не станет теплее, но забота – это служение, она спасет его душу. За это мы так любим его.
Ты бродишь посвету, забыв о нашем Замке, как мы забыли о тебе и пыль на твоих сапогах мудрее нас, а цветы в моем саду расскажут о твоих мыслях больше, чем ты сам. Мы простираемся дальше сознания, порой мне думается, в цветах меня больше, чем в теле. Ты мой весь, без остатка, как мое сердце, которого я никогда не видела.
***********************************************************************
Мое слово.
Не ищи здесь приветствий.
Что я должен написать? Что ты хотел увидеть здесь? Какова моя роль во всей этой пьесе? Во что ты вновь втягиваешь меня, Дорогой Друг?
Иной раз я чувствую себя лишней фишкой, которой заполняют пустое место в ваших с Беллой рокировках. Другой раз – кукловодом; а кукловод, что б ты знал, не только власть, но и сила питающая. Без меня вы упали бы, как тряпичные.
Я читал оба письма, и вот что – жена моя свихнулась в своем мирке, а ты всегда был малохольным. Мне тоже прикажешь наполнить лист аллегориями и метафорами? Ну,тут Белла права, мечом мне сподручнее, я не чета вам, бумагомарателям.
Из чего мне сплести правдоподобную сказку? Из мечтаний моей жены о тебе? Иль из моих мечтаний о тебе? Ты проклял нас обоих своей невыносимой любовью, связал нас и бросил, ускакав сражаться со своими драконами. (Дьявол, я говорю ее словами!) Вот в чем правда, Дружище, как ее не обряжай. Хотел ли я быть с ней?Конечно, хотел, но ты спросил меня об этом? Видит Создатель, я прост, как падуб на пригорке, так за что ж вы сделали меня Хранителем Всей Этой Истории? Да, я счастлив с Беллой. Да, я счастлив с тобой. Хотя и возникают сомнения, что я не так понимаю это слово. Тебя нет уже давно, ее нет всегда – мое маленькое робкое счастье начинает сомневаться в своем существовании.
Вернись и будь рядом или утопись в Лете. Нас уже ничто не спасет. Когда-то давно ты заигрался, Друг мой, и произнес непоправимое заклинание. Мы можем нарожатьдетей и состарится, ты тоже как-нибудь добьешь свою жизнь, а потом мы встретимся и посмеемся над косо сшитым миром и нашей неумелой игрой.
Пиши мне часто, как сможешь.
Тадек (или как вы там меня зовете).